В пути он надумал, что сны – это тоже форма
сообщения с миром, но чаще – падшим,
вспомнил о Фрейде – не то, размытая норма,
трюки натуры, наиболее адший
способ самопознания: втулки, бутылки,
лестницы, и по ним восходят затылки.

Припомнился вечер, давно: называвшийся Феликс,
кот смахнул со стола ее «ролекс»,
он в нее был влюблен, в эту Феникс
из советского фильма, они боролись
на ковре и на пуфах, она стенала,
но было им неудобно и суетно мало.

Вдоль октября, по трассе, лежащей к границе,
туристская валит буханка синего цвета,
красные машут клены в левой зенице,
в правой – бледные тополя с того света;
дорога жужжит на восток, он то спит, то ест,
везет в общем-то легкий дорожный крест.

Сумерки, дождь, огни. Он прильнул к окну:
эпос дымящих трейлеров, фермы, округа;
анемичная даль изображает страну,
покинув которую,он не оставил друга,
не разорвал с возлюбленной, не пристроил вил
никому – страну, которую все же любил.

Дорога втекает в глаза, как в воронку вода,
лигами – провода, нотою – с аистом столб;
литературнейшее навязчивое «никогда»
прячется всюду, лучше запомниться чтоб:
в каждой невзрачной примете, в раскрытой книге...
И за окном указатели, дали, риги.