Накипь на чайнике стала похожа на позолоту, дескать, пройдешься в Булонском лесу – павлиньи перья и шали, прямо с вокзала бежал выполнять не свою работу – лишь бы доставили письменный стол и по ночам не мешали. Я женюсь на богатой наследнице, ренту куплю на полмиллиона, напишу роман из жизни высшего общества, сотню статей в журналы, от белошвейки избавлюсь – столкну ее в море со склона (это играет фантазия, чем не сюжет, усталы, пишем о том, что видим, а то, что не видим, значит и создадим – это простые выводы наших пустых колонок). Я поменяю Булонский лес на Четвертый Рим, это расчет, который конечно тонок, поэтому может порваться и не срастись, мертвая женщина в белых пелёнах катается на пролетке, я говорю себе – окна закрой и окстись, и окунай перо в чернильницу – этой бесплотной тетке будет приятно, что кто-то в мир ее снов проник, капает черная жижица на пелену страницы, но я открываю окно, смотрю ей в глаза, двойник, то, что написано, живо, мертвы только сны и птицы. Ах, не подумайте, кто-то мне пишет, что я так любила вас, а вы меня укутали в саван и прямо на дно морское, но в обрамлении текста я – самый большой алмаз, не настояв на воле, оставлю ли вас в покое. Нет, вы женитесь на этой наследнице и напишите роман из жизни высшего общества, я, крадучись к вам ночью, скажу – мой клиент не согласен ждать, даже Томас Манн подстрочником этим топил бы камин, поленившись в клочья.