Дело не в бабе Зине: дело в лиманной сини,
так и не освятившей сушу с посёлком нимф.
В комнате без начинки делают дело свиньи
конспиративно, тихо – я и забыл про них.

Что ж я тогда не понял – дело в звезде над лесом
с мордой тираннозавра и костяной ногой
в блеске меча Дамокла с вытисненным эфесом
(как кузнецы старались – кто бы их знал, на кой)...

Другу осточертели сопли моих улиток.
Что ж – тогда сам весенним паводком пореви:
может, оценишь жгучий кактусовый напиток.
Это ж не о машинах. Это же о любви!

Те же, что при Черненко, ботики на резине,
парочка шорт на вырост и в голове мура.
Дело не в бабе Зине – дело в слепой трясине,
за эпицентром коей Медная ждёт гора.

Долго и нудно помня запах дождей дорожных,
я начинаю плавить твердь в мозговой кишке.
Кресло с морским ландшафтом – люди, ау! Не трон же...
Дело, наверно, в маках, жжённых на молоке.

Тянется мнимый бублик к потным моим ладоням,
чешет сетчатку глаза спектром своих текстур –
словно цистерн со счастьем поезд пыхтит, недоен,
словно все трассы рвутся к огненному кресту.

Кто-то пока играет на комиссарском чине –
будет и в тюрьмах Арма, раз уж такой геддон.
Дело не в бабе Зине – дело в больной осине,
вместо берёзы вросшей в маковый павильон.

Дерево склок и козней всё ещё плодоносит,
лежнем красуясь в бурю и от маслин ломясь.
Если бы дело было только в моём запросе –
я бы с такой планетой не выходил на связь.