Спокойны немцы, осудив в себе фашизм.
Солиден Папа, извинившийся за войны...
Не извинился перед нами лишь покойник!
Да раздвоился наш советский фетишизм...

Уже карманник шарит в сумках не один:
его «бригада» не фиксируется в «списках».
Их, как и нас, «освободили» от прописки.
Так что не знаю – кто здесь нынче гражданин!..

Не потому ли тут солиден каждый вор
и перекупщик со своим попутным кодлом?
Торгуй, «ковбой!»** Но не отмахивайся подло –
от садовода, в нос суя свой договор...

Да, заплатил! Но ты их враг, монополист!..
Ведь продавать свой урожай селянам негде!
Их вышибают, как обычной палкой – кегли...
Спокойней стал лишь нефтяной капиталист!..

Власть абсолютная несёт не крест, а грех,
всех покупая, кто орудует дубинкой!..
Поборы ж в Киеве – обычная «картинка»!..
Основу взяток не расколешь как орех...

И я, раскрыв глаза, смотрю на апельсин.
Он нелогично стал дешевле наших фруктов.
В нём кислота скакнула выше тех продуктов,
в которых родственник – обычный мандарин.

Жаль, в Пакистане и для долек – не сезон!
Ну что ж, вернёмся к огуречному рассолу!..  
Вы извините за моё «дурное» соло –
не выгоняйте рифмоплёта с рынка вон.

Хожу ведь с банкой, покупая огурцы...
Травы не хочется – ни к чаю, ни под рюмку...
В стихах вынашиваю сладенькую «думку»*,
что веселей питались – трижды в день – отцы.

Мой папа круто «нажимал» на дыруны,
кусочком сала натирая сковородку...
Возможно к ним стоял коньяк там, а не водка,
ведь даже детям «полагалось» пить «вино».

На самом деле это был крутой компот,
хоть нам чего-то в ту бутылку подливали...
На этикетках рассмотрел я лишь медали...
Питья хватало – под нормальный бутерброд!..

Приятен детям был старинный общий стол,
резные ножки и на блюдце – свежий сырник...
Все волновались, но застолье было мирным.
А та квартира называлась просто «Дом».

Не тем наш мир стал – доминирует грызня...
Где я живу теперь? В каких пишу границах?
С экранных сборищ – прёт в строку – тоска на лицах,
хоть для истории и это – лишь возня!

*) Думка (укр.) – мысль.
**) «Ковбой» – здесь – скрытая ирония авторского героя по отношению к нашему рыночному «начальнику» над мясниками, торгующими американской говядиной.