В дальнем порту на ближнем востоке
полушизик, полуэстет, полукровка, но азиат
расставлял философские сети,
в мертвом море прокладывал курс
среди полуистин и полуфальши,
пропитавшись насквозь формалином
интроектного вязкого рая,
облевавши всю палубу жизни
желтой жижей желанной надежды,
задыхаясь в зловонии едком чистого духа
черной мухой, раскисшей, размокшей, облезшей;
утонувший во лжи, как в кружке с пивом,
он бросал якорь во время штиля,
созерцая линию горизонта,
как ось абсцисс,
прозревая в пространстве,
лишенном идей, а равно вещей и мыслей,
суть пустоты,
что граничит с безумьем.
Линия горизонта затягивала узел
галстука вещности, единственной материальностью
касалась шейной артерии бедного комедианта,
разыгравшего для пространства фарс бытия.
Сумасшедший факир
вытягивал линию горизонта бесконечной змеей,
хвостом своим тяготеющей к собственной голове.
Одинокий узник абсурда,
сомкнув кольцо времени
и пространства на собственной шее,
мечтал об удушье последней вещественностью,
чтобы выскользнуть в пустоту,
лишенную змей, а равно вещей и идей.

Философской петлей удавившись
в мертвом море на ближнем востоке,
полушизик, полуэстет, полукровка, но азиат,
не вернулся домой, где его ждала
лишенная философского взгляда на мир
жена.