НЕ ГРУБЯ  3133

Маленький носик и сильные губы.
Брови, подобные взмаху ресниц.
Тень капюшона из меха от шубы.
Поздний вагон. Впечатление – блиц.

Только что Лондон маячил надёжно –
в глуби зеркал золотого кафе.
Губы к губам – как печать – осторожно…
В брючных бананах – «под лёгким шафе».

День предпоследний. Крещатик как память!
Что ж я смотрю посторонней в лицо?
Чем-то похожи вы – чистыми лбами!
Но холоднее на ней пальтецо.

Модная. Спящая. Взгляд не скрестила.
Да и смогла ли бы – помню тебя!..
Ты ведь сама погулять пригласила…
Сила твоя – уходить не грубя…

Киев, 09.11.95

МАГНЕТИЗМ  3134

Что значит Лондон – ты мгновенно изменилась!
Покрасивела. Красной девицей вошла.
Почти такая, как хотел тебя, как снилась!
Искусно сладкая – и сахар, и шашла.

Смягчился голос, потеплел застольный воздух…
Чуть-чуть покалывает в пальцы магнетизм.
В тон кафетерию – на щёчках краски розы.
Чего ж я медлил?.. Беспробудный мазохизм!  

И ты уедешь – в Белоруссию и дальше,
оставив красочный и солнечный портрет.
Без колебания! Без робости! Без фальши.
Ещё чуть здесь, а завтра – лондонский привет!

Лишь долгий взгляд и точность позы на портрете
напомнят всем, что школа Киева – сильна!
И хоть обижены мы чуточку – как дети,
но в душах праздничных – надежда и весна.

Киев, 10.11.95

РАННЯЯ ЗИМА  3135
     Николаю Кабалюку,
     Переводчику с Байрона

Трижды навзничь! Мордой – к Северной медведице.
На спине приплыл – без шарфа и без ласт:
гололёд – через снежок – на гололедице
страмбовал – как под палаткой – плотный наст.

И грешно, и нудно грустно, ведь с утра ушёл.
Туалеты под деревьями искал.
Нет бы вытащить «непьющих» – прозой за уши!
Голова от пива – фирменный скандал!

Виновата банка с килькой. Да должок ещё –
пол-лимона критик рано возвратил.
Падал точно – на устойчивую жопищу.
Я ж жалел отредактированный «тыл».

Киев, 11.11.95

ГОРМОН  3136

Любовь – из будущего – целится в гормон.
И точной химией волнует перепонки.
Сосуды слышат не абстрактной связи – стон,
а сочетания конкретных чувств и тонких.

Программа – в нас же! Что-то тянет как магнит.
Одной молекулы достаточно для взрыва.
Под сердцем ноет, в поджелудочной – болит…
Намёк воткнутого судьбой аперитива.

Он не из вин и не из вымоченных трав.
Тайнопись окислов разгадываю встречно.
Перевожу её в свой буквенный устав,
не уставая любоваться «бессердечным».

Реактор сердца реагирует на смех.
Хочу истерики, погашенной на коже.
Не разгрызаются орешки в слове «грех».
И силу семени никто не уничтожит!

Киев, 14.11.95

НИЦШЕ  3137

Я подаю не ассигнации, а время.
Монеты в прорве – серп луны без серебра.
Не на клячонке спотыкаюсь, а на теме:
«Какая польза в силе духа без добра?»

Привет мучителям застрял в осипшей глотке...
Закуски нет. Сгнил предпоследний помидор.
Рвануть бы заполночь, чтоб завтра петь в Находке.
С тюремной пайки может кость подбросит вор.

Интеллигенция не сдохнет в забастовке:
её Конгресс сердца голодные не рвал.
Спи, обаятельная – в книжечке – винтовка!
Милитаристы, прекратите свой скандал…

Хоть и скандируем «Ганьба!», спуская воздух,
пар не выходит – горяча в мозгах душа!
Переселяется, как прежде, в паровоз – дух,
взлетая к солнцу – против рельсов – не спеша…

Киев, 14.11.95