| Стас Бєльський м. Дніпропетровськ
 
 Задзеркалля
 
 2
 
 В глибині напівкулі
 розгойдується
 зародок маятника.
 
 Так співають тілько лошаки.
 Позверхній натяг
 небезпечний.
 Ртутна людина
 ось-ось лусне
 і забризкає
 іржавого самурая.
 
 Тож, поки ми на оглядинах
 святих джунглів,
 пляшкове скло стало прозорішим,
 і гумові кури
 наливаються злістю.
 
 В глубине полушария
 раскачивается
 зародыш маятника.
 
 Так поют только лошади.
 Поверхностное натяжение
 опасно.
 Ртутный человек
 сейчас лопнет
 и оросит
 ржавого самурая.
 
 Ибо, пока мы созерцаем
 святые джунгли,
 бутылочное стекло светлеет
 и резиновые куры
 наливаются злостью.
 
 3. На концерті поезії
 
 На дві години
 перестану бути
 прямокутною зіркою,
 сховаюся, ніби яєшня,
 у нутрощах розпеченої пательні.
 
 Сонце сіпається –
 заляпаний чорнилом
 дзвіночок –
 та не виронить звуку.
 Руки обростають
 рівнобокими очима
 і короткозорими трикутниками.
 
 Ану ґайтя, двоокі!
 Сперечатимемося
 з рожевими каптурами,
 що спускаються,
 як вертольоти,
 з ґратованої стелі.
 
 Хвилювання – це як дарунок,
 той срібний ключ,
 що дозволяє
 відчиняти наново ницість,
 як давно забуту батьківщину.
 
 На два часа
 перестану быть
 прямоугольной звездой,
 спрячусь, как яичница,
 внутрь раскалённой сковородки.
 
 Солнце дёргается –
 обляпанный чернилами
 колокольчик –
 но не издаёт
 ни звука.
 Руки обрастают
 равнобедренными глазами
 и близорукими треугольниками.
 
 Кыш, двуглазые!
 Будем спорить
 с розовыми капюшонами,
 спускающимися,
 как вертолёты,
 с решетчатых потолков.
 
 Волнение – это подарок,
 серебряный ключ,
 позволяющий
 открыть заново пошлость,
 как давно забытую родину.
 
 4
 
 Перше слово
 було гірким, як горілка,
 друге – вологим, як мох,
 а третє,
 як вузлувата дорога,
 обминало сміттєзгарище.
 
 День безправний.
 Коханці падають,
 Як пластмасові ґранчаки,
 У придорожню траву.
 Феєричне безсоння
 зранює підошви ніг
 на битому склі хоралів.
 
 Кавові скульптури
 витріщаються на немовлят.
 Смоктуновський
 іде в глядацький зал
 з мішком пуголовків.
 Вишуканий вереск пилки.
 Завіса.
 
 Первое слово
 было горьким, как водка,
 второе – влажным, как мох,
 а третье,
 как узловатая дорога,
 огибало мусоросжигатель.
 
 День бесправен.
 Любовники падают,
 как пластмассовые стаканчики,
 в придорожную траву.
 Восторженная бессонница
 режет ступни
 об осколки хоралов.
 
 Кофейные скульптуры
 глазеют на младенцев.
 Смоктуновский
 идёт в зрительный зал
 с мешком головастиков.
 Изысканный визг пилы.
 Занавес.
 
 |