1. Встречи Я в Россию пришел из ковыльного края, Из таинственных песен, звучанья веков. Я родился, чтоб жить, языки сочетая И сближая народы созвучием слов… Встречи длились века. Помнят только поэты. Как смешались обличья, наречья и кровь. Позабыто родство, но рождаются дети, Может, только затем, чтобы встретиться вновь. Я пришел им напомнить. Назначить на место Сочетания звуков, созвучия слов… Все знакомы давно! Почему же не вместе? И поймут ли меня? Первым был Вишняков! Но сначала мне Бог напророчил – Пиши! Сотворив для меня Мастерскую Души… 2. Мастерская Души Мастерская Души. Там мы встретились с ним, И при первой же встрече признали родство. Пусть другой повстречается где-то с другим, Как заблудшего брата обнимет его! То размером, то рифмой призывно маня, Русский стих зазывал меня магией слов. Это Запад с Востоком вливались в меня: Миларайба и Пушкин, потом Кузнецов… Суета многолюдства… Я был одинок В толчее лизоблюдства и низких интриг. Каждый день был уроком и каждый урок Будет память хранить, чтобы светлым был миг Между прошлым и будущим, где на пути Мастерская Души, лучше нет Мастерской. Лишь один Вишняков туда может войти, И звенеть и блистать самой верной строкой. Но остался теперь в Мастерской я один, И над вымыслом плачу твоим, Михаил. Годы нам добавляют морщин и седин. Кто же братьев добавит, а братья нам – сил? 3. Птицы над океаном Говорят, что какие-то люди живут, Говорят, называются странно – поэты. Будто птицы: не пашут, не сеют, не жнут. Но на всякий вопрос подготовят ответы. Говорят, выпивают, изрядно притом, Говорят, любят женщин, их женщины тоже. Говорят, только выпустят книгу иль том, Так деньжищ огребают возами. О, Боже, Как судачит молва о нас всюду, везде! Но не вынесет свет жесточайшее право Жизнь бездомным прожить в нищете и беде, И не знать, что настигнет какая-то слава. Ты, как птица, летишь, и вздымает валы Океан под тобой! Даже в мыслях нет суши. Не услышит никто ни хулы, ни хвалы, Но куда-то летят и летят наши Души… Где нашел ты причал, расскажи, Михаил? Ты архангел теперь иль уже чудотворец? Ты такое в полете для всех сотворил, Что не мог сотворить ни один миротворец. 4. Филология и физиология Объять необъятное – дело поэта, Но надо кончать, хоть спеши, не спеши. И вот окончание дела, а это Парение плоти, но больше – Души. Мы каждое слово поставим на место, Отсюда звучанье и сила его. Поэт – дирижер и парит над оркестром, Творя и готовя свое торжество. Зачем флибустьеры готовятся к рейду, Филолог в другие науки проник? Все движется в мире по мудрому Фрейду. О, что ты придумал нелепый старик! И мозг твой не спит. И чувства, и мысли Не могут прорваться, взрывают тебя. Творец – физиолог. И все в этой жизни Конец и начало. Но только любя Ты можешь закончить свой акт, чтобы снова Начать все с начала. Партнеры твои Любимые звуки и верное слово, Плоды твои – дети, вернее – стихи… Но кто же посмеет в толпе разродиться, А тот, кто сумеет – попробуй посметь. Творение акта все длится и длится. Ты должен закончить, а после хоть смерть. 5. Мутные игры и золото короны Хватит играть нам в героев и в Спарту, И пусть ненадежна, но все-таки власть. Что ж, разыграем с ней мутную карту. А вдруг там – козырный, и выпадет масть? Так рассуждали наивные люди. Но кто-то отпрыгнул, а кто-то отпнут. Козыри биты, закончены будни… Закончил раздачу проныра и плут. Только поэт остается поэтом, Он должен прожить без духовных потерь: Зверь обнаружит однажды с рассветом, Что он благородный и ласковый зверь, Все помещаются в доме громадном, В котором их вздумал поэт размещать, Каждый напудрен, в костюме парадном. Хотели играть? Так давайте играть! Вот он играет один с целым царством. Но кончилось время песочных часов. Что же случилось с твоим государством, Мудрый, веселый, поэт Вишняков? Так наступает эпоха прозренья, Одним покаяньем не смоешь грехи… Дальше не будет уже отступленья, Не будет игры. Но прорвутся стихи – Золото русской короны и чести, Там мерзлые ангелы, тут – чучуна. Нет ни тоски, озлобленья и мести, Но есть лишь больная, родная страна. 6. Ода Баркову Привет, Барков, охальник мира, Создавший русские стихи, Как жаль, что ты утоп в сортире, Помре бесславно за грехи… Век восемнадцатый жеманный Слагает вирши в тишине, Но девятнадцатый желанней – Силлабо-тоника вполне Подходит вольной русской речи. Анапест, дактиль и хорей – Калибра разного картечи, Один другого посильней! Но ямб здесь первый, скорострельно, Чечеткой тему поведет, И амфибрахий вам прицельно Сюжеты шире развернет… И безударный, и ударный! Баркову – слава и почет. Так пусть потомок благодарный, Оригинал его прочтет. Но дикость грубых слов и оргий Сменили перси и уста, И гениталии в восторге, Когда их трогают перста, И свету кажется, что, вроде, Повсюду рай и пастораль. Но век приходит и уходит, Меняет нравы и мораль, И нет ланит, но только – щеки, Попробуй сжать в кулак персты. О, как глубоко и далеко Барков узрел полов мечты… Еще незримо совершенство, На каждый век свой плен идей, Но люди требуют блаженства, Идеи требуют людей. Так что ж, начнем опять с Баркова, А там и Пушкина дадут, Потом дойдем до Вишнякова. Идеи сами отпадут… 7. Поиски Тебя нет ни в Сухайке, ни в Шилке, Приезжаю в Читу, нет и тут. Говорят, что ты был на развилке, Где дороги к бессмертью ведут… Не найду тебя, друг мой, в Тригорском, И в Тарханах тебя не найду… Весь в снегах монастырь Святогорский, И звезда полыхает во льду, Там, где бегает мальчик в салазку, Посадив свою Жучку с утра. Но печальна сибирская сказка, Голодает зимой детвора… Нас такие ветра закаляли, Президентов бы в ссылку сюда! Лунин твой поумнел в Забайкалье. Кто не вынес – пропал без следа. На Торейских озерах пустынно, Слева – Зун, а направо – Барун, Здесь свои на вершинах святыни, И не властен над ними Перун. Ты сюда приезжал не случайно И причин не выстраивал цепь, Славянин, ты любил эти тайны, И монгольскую древнюю степь. Но, как холодно, страшно и жутко Быть поэтом и жить в нищете! Бог не шутит. Откуда же шутка О бездомном поэте в Чите?.. Бог дает нам талант, а квартиры Выделяют здесь черти в кредит Только тем, кто узнать в этом мире Их не должен, и им не вредит… Ты хотел меня с ними поладить, Только я никому не вредил. Но в обличье любом и наряде, Узнаю их. И больше нет сил. Захожу я Ады-министраций, И ищу тебя в этом аду. У чертей здесь бюро регистраций. Но и там я тебя не найду! Вдруг откуда-то голос твой, Миша: «Есть всему свое время и час, Ниже ада и рая повыше Приготовлено место для нас! Как спокойно от лунного света, Суеты нет земной и людской. Для уставшего сердца поэта – Уготован тут только покой. Мастерская твоя в озаренье? Что в Иркутске, в Москве и в Чите? Верь в судьбу свою, в рок, в провиденье И всегда доверяйся мечте…» Отчего-то вдруг стало отрадно. Я бреду сквозь метельную мглу. Это кто там высокий, нескладный Поджидает меня на углу? 8. Прощание с эпохой Сиротливо здесь, Миша. Печальные думы. Кто над вымыслом плачет, не знает про спор. Я один в Мастерской. Город в праздничном шуме Без конца и начала ведет разговор... Между прошлым и будущим мы повстречали Память разных веков и народов своих, В этой памяти – жизнь: войны, быт и печали. Мы сближали людей, и был верным твой стих. Был и хлеб на двоих. Но без ложных объятий Мы прожили эпоху, как год или час. Пусть другие других повстречают, как братьев, И, быть может, когда-нибудь вспомнят о нас. Наши братья ушли… Не найдут они места Ни в аду, ни в раю. Но великий покой Обретут они там, где сбираются вместе Кто творит по призванью, доволен судьбой. А Земля холодеет, сказал как-то Миша, И все больше мельчает на ней человек. И все делает маленьким – это из Ницше. Так кончается век, начинается век… 25-28 декабря 2008 года.
|