Ближе к полуночи Верхний город превращается в бумажный фонарик
Изумрудно-серого цвета с прорезями для цветов душицы.
За ворота выносят поднос с запеченной в яблоках саламандрой,
И розовоперстая Эос несет за ней каменный поводок.
Ближе к полуночи в Верхний город стекаются мысли со всей Поднебесной
С глоссарием, списком пробелов (внутри поролон и тимьян).
И если несчастный путник доберется до середины,
Запах тимьяна превратит его душу в злак.
Но в этой кроне день не сменяется ночью, и время суток
Определяют по отблеску саламандры в лесном пруду.
Ближе к полуночи Верхний город становится мышеловкой –
Здесь тесно вдвоем, но порознь не выжить, и потому
Я рисую слепых голубков на укутанных в известь стенах,
И за каждой стеной открывается вход в лабиринт.
Ближе к полуночи мир проступает под калькой и светится изумрудом,
Сегодня пора рушить стены, но в этом пруду
День не сменяется ночью, а рядом цветут незабудки,
И земноводное с небом в глазах потеряло копеечный хвост.

***
Ворон не выклюет глаз Лигейе неслышно, но
Ветер играет на арфе в дубовой кроне,
Все пальцы исколоты, сломано веретено,
И мы теряем память в пустом вагоне.

Здесь только найденыши, а перетянешь жгут
И сердце сыграет с тобой так нечестно в салки.
А письма твои развеют, потом сожгут –
Здесь пепел на фунт и сидят на ветвях русалки.

И те, кто не верит, увидят кромешный рай
Еще при жизни в условиях Черноземья.
А ты соберешь эти письма. Ну, собирай,
И все безопасные рифмы однажды съем я.

Здесь только найденыши сказку «бон аппети»
Твердят, на заклание можно идти несмело,
А я оставляю тебе на шестом пути
Свое многословное в коконе стылом тело.

И ворон не выклюет глаз Лигейе, и, может быть,
Вся память о будущем к нам возвращается по крупицам.
Но мы онемеем и будем тихонько плыть,
Завидуя томным сверчкам и небесным птицам.