С майских верлибров, дождей и поллюций
мы вечно выходим невзрачно и вяло.
Детка, мы отзвуки тех революций,
смотри, как нам светит гнилая Варшава.
Ведь каждую ночь солнце валит в Европу,
ведь призраком страх так и бродит по телу.
Детка, тут вряд ли поможет нам что-то,
пока то желание не улетело.
Имеем лишь воду, с ладоней испитую.
Гвозди растут сквозь пальцы предтечи.
И патологически нету Египта,
пытаться сбежать тут и думать нечего.
Видать, в нас посеяна эта ущербность –
жажда дороги, к которой привыкли.
Спокойно поэтому смотрим на щебень,
разбитые трассы и мотоциклы.
Но там, впереди, и не светит нам, детка,
проклятье родных или слава большая.
Конечная есть по-любому на ветке,
но вряд ли, поверь, это будет Варшава.
Испорчены тут, понимаешь ли, краны,
и не отвечают за воду пролитую.
Ты метишь йодом свежие раны,
ты сонно читаешь ночную молитву:
Сойди, благодать, на всё, что смогли мы,
всё, что хранили неслышным счётом…
Мои ладони, как будто две рыбы,
жадно прильнули к намокшим стёклам.