На этот раз вас будет тридцать семь.
Бакинских ли, урюпинских - посмотрим.
Равняйсь, четырёхмастный мой гарем!
Без паники! Я вас застал на мокром.

Вот школа, вот покойный военрук,
вожатые, дружинники и шефы,
физрук и даже мой тогдашний друг -
о господи, да сколько же здесь трефы?

Но прогрохочет Сарненский вокзал,
где с Вовкой попрощались мы под клёном -
и ляжет на циновку тень туза
со шрамом, марганцовкою червлённым.

Потом - коттедж, машина и мандраж:
на троне из фальшивого рубина
воссел совковый пиковый марьяж,
не бьющийся ни козырем, ни дрыном.

Таких, как я, гороховых шутов,
достойней принимали бы на Кубе
поклонники театра "Мазлтов"
бездомные поэты - к счастью, буби.

Очки недостающие втирал
я всем, к кому хоть раз кипел страстями,
да только мой бесплатный квартирант
уже и на семёрку не потянет.

А в центре, как безмастный эпилог,
водительская морда ляжет с хрустом.
У Коськи больше нет ни кед, ни ног -
зато, как полагается, два бюста.

Итак, вас тридцать семь. Я - как радар,
впитавший в кровь пасьянса микрокосмос.
А Коська, как ни странно, оправдал
колоды потускневшей високосность.