Бессонница. Светает. И Гомер
стоит на полке; ничего не помню
я из Гомера: долгие периоды,
гекзаметры – что греческий орнамент
на портиках и вазах, он зовется
«бегущею волной», он усыпляет вас.
Светает долго, соответствий нет
меж циферблатом и оттенками небес,
и если стрелки говорят вам «пять»,
то тон небес – что ввечеру, что утром;
и плавно превращаешься в крота
или шахтера, что – одно и то же,
и колобродишь недрами жилища,
повсюду натыкаясь на себя и
ничего, кроме себя, не обнаружив
и не добыв – прелестнейший досуг,
не говоря – стиль жизни; только это
отнюдь не стиль, поскольку у меня
нет никакого стиля, это уж, скорее,
как бы в предбаннике таможенном сидишь,
и цербер в лацканах сверлит тебя и сумку,
хотя вся контрабанда в голове,
где и Гомер с бессонницей… Светает,
но нехотя и медленно, как будто
испортился небесный реостат
иль ангелы, не выспавшись, зевают,
мол, торопиться некуда, и так,
само собою, рассветет; и девы
абстрактные, в сорочках до пупа,
идут журчать, не попадая в тапки,
средь кафелей улыбчиво слепых,
и наступая на котов несчастных; молодой
отец с отекшими безумными очами,
под мышкою зажав ребенка, варит
как магма поднимающийся кофе,
крича жене: «Подъем, пора кормить!».
Но, слыша что-то ватное в ответ,
он сам бы это рад, дабы не сталось
истерик с этой – хоть куда – красивой
и наглой мамой; кофе убегает.
О, эпос затянувшегося утра.
О, запахи пилюль у стариков.
О, невротические у студенток за-
держки из-за сессий и другого,
что делает поверхностным их сон,
поскольку снится то, что наяву
бывает ими редко достижимо;
но вот во сне начав и сжавши бедра,-
восторга взрыв сливается со звоном
будильника, усиливая сладость,
и, Боже мой, как жаль, что в институт!
Декабрьское утро, без Гомера.
Бессоница, укладываясь спать,
мне говорит: «До скорого свиданья»;
ни выселить ее, ни надурить.
Под мышкой без дитяти, без младой
и наглой мамы и жены (все это
уже случилось и стекло в водопровод печали),
помешивая ложкой магму кофе,
шиплю и заклинаю – закипай!-
и солнышко, слепое, как Гомер,
нашаривает подоконник, стену
и седину на бороде моей.
В который раз сбегает мерзкий юркий кофе.