Тетрадь №1
1.

Что вам сказать? Что жизнь не есть игра?
Игра — всё то, что тонко и серьезно.
И даже послезавтра и вчера
Не существуют в смысле переносном.

Игра — всё то, что переносит нас
В пространство исцеляющее: веры.
В таком пространстве ты один, ты первый —
В Тогда, когда Земля не родилась

Еще. А ты — ты дух, по меньшей мере.
Ты почва, из которой будет мир
Расти. И ты велик и равен вере:
Ты бестелесен в доску — ты эфир,

Аморфная душа, ты просто тесто
Для будущих предметов, мыслей, птиц,
Зверей, людей. И всем им хватит места
На свете… Краем глаза — вниз

Взгляни: там тоже только души.
(Ночь видит темень, солнце видит свет).
Что ж, правила игры ты не нарушишь,
Пока тебя в огромном мире нет.

А так… Стою. И - только родилась! —
Море волнуется — раз!
Неужто я уже жива?
Море волнуется — два!
Какая красотища, посмотри!
Море волнуется три!.. —
… семь! = Волны вонзаются в звезды.
О, мир! Неужели ты создан?!

И, с пеной у рта, волна
Черты на песке слизала…
И я, как всегда, одна
У камня стою, у вокзала,

На самой верхушке стою
Взлохмаченной Фудзиямы.
Текучую душу свою
Я в крик выливаю: Ма-а-ма-а!

На сцене у нас (Фудзияме)
То солнце стирает, то ветер
Трясет тебя жадно, как знамя,
Швыряет по небу. Ты ж, светел,

Сидишь на колу-на шесте1 —
В безудержной простоте,
Открытый — да всем глазам,
Как Вечный влюбленный — вокзал.

Святые, бродяги-бoмжи!
Влетайте, судите строже.
Колите зрачками душу.
Девиз ее — "Гей! Наружу!"

Щит ее — беззащитность.
Она сама — покрывало.
Она — сама ненасытность.
Всё мало ей, мало, мало!

Знаешь, вроде, я без пеленок
(иль душа). Соринкам нет места
В нашем взгляде. Какие там бревна
У летящей души бестелесной!

Волны! Ветер — по якобы-телу:
Раздеваюсь-мечусь-танцую
По дощатому полу — мелом,
В ярком небе кружу вслепую.

Распростертая вдохновеньем,
Заключенная во мгновенье,
Словно в рамочку — жизнь на сцене —
Без единой морщинки-тени,
На коленях (одном колене).
Небо в пене.

2.

Я болтаю про то и про это.
Ты ж скандируешь пылко: сюжета!
Просишь образов ярких и точных,
Чтобы в голову влазили прочно
(иль еще там куда — всё едино).
Полетай и увидишь картину
Ты со мной. Это даже не сюр,
Это просто цветной каламбур.
(Мне когда-то сказали: коллаж).
С молотка ты его не продашь,
И, быть может — так кажется! — даже,
Коль ты Фауст и спец по продаже.
Хочешь образов?! Ключ — на! Вот двери!
Поиграем-ка в верю — не верю!
Вера — место святое, но коль душа
Сквозь мою, как игла, как волна, прошла
(вспомни пенистость рук вышивающих),
Расскажу тебе, друг мой-товарищ,
По секрету, что верю порой с трудом.
(Проходи! Извини, что не убран дом.
Может, это и есть порядок.
Просто — глаз до законов падок).
Знаешь, верю (посуду моя),
Что сейчас говорю с тобою.

Верю: слышишь меня сквозь поток воды
И крезовые блюзы крана,
Свои мысли. Что ты меня от беды
Унесешь в коммунизм нирваны,

Верю, слышишь? И верю, есть
Тот, кто слышит не звон посуды
(даже якобы в нашу честь),
А меня, чтo я есть и буду.

Снова — звон. Наливаю чай.
Ложка в чашке — язык колокольца.
На столе — если хочешь — свеча:
Колобок с пылу-жару: солнце.

Вот таков вот уют-интим —
Аж секреты шепчу на yхо.
Верю в то, что всегда летим.
Иногда, правда, спим, как муха,

Вверх тормашками, на потолке
(не с руки: одеяло спадает).
Поделом, вообще, этикет
Пить из люстры, урча запрещает!

Что ты сердишься? Видишь: шучу.
Я не так еще набедокурю!
Верю, друг, у меня столько чувств,
Заповедной, нескошенной дури!

Верить очень легко, поверь!
Верю в то, что любая дверь
Может каркнуть, как та ворона,
Сыр-замок уронив недостойно.
Верю в то — вдруг меняясь в лице, —
Что порой я — Эсфирь, М.Ц.,
Что я хоббит и эльф, Буратино,
Что очаг-водопад не картинный
На моей разыгрался стене.
Верю в то, что всего важней.

… Не скажу: уж сказала. Прыткий,
Глянь, какой! Ну - с одной попытки!..
Докажи, что ты - мой двойник!
Я за то покажу язык,
Красный, в буковках золотых.
Мы с тобою - скажи! - цветы.

Верю в то, что пушинки - миры
В безразмерной Вселенной Игры.
Густо-щедро я их посею.
Ну-ка, жизнь, обернись метелью!

Повернись-ка, скрипучка, передом
Ты ко мне, а к дремучему — задом.
Ты домишко, ты дом, даже пере-дом
С неразгаданным, в ставенках, взглядом!

Я со всеми, мой друг, на ты.
Всё на свете, мой друг, — цветы.
Не умею я видеть прозы
Даже в красной банальности розы.
Верю в то, чего якобы нету:
Верю в будущее. Сонетов
Что огромный венок сплету.
По законам худ.школы — портретов
Накатаю. И сразу, и тут
Же изящно спою Аиду,
За хорошего замуж выйду,
По утрам буду гладить брюки,
В мир смотря сквозь окно и глюки.
Верю даже, что будут внуки!
Верю (а почему бы и нет?),
Что когда-то станцую балет,
Поживу в распрекрасном спектакле,
В то, что было — и есть! — мне пять лет,
Что все люди когда-нибудь плакали.
Испеку я пять булок хлеба
Из души, что растет до неба
(иль от неба, иль для него.
У меня и соли вагон!).
Пять хлебов: 1) слова,
                        2) цвета,
                        3) движенья,
                        4) звука,
                        5) крендель лица выраженья.
Верю, верю, что хватит на всех!
Вера, ты ль самый тяжкий грех?!

… Вижу, рот говорит твой: "Скучаю".
Расскажу, значит, сказочку к чаю.

3.

   Было это очень давно. Бог был тогда совсем маленьким. Таким маленьким, что ничего еще не было. Была у него только одна игрушка (как говорят дети), или один инструмент (как говорят взрослые) — большая золотая Вера. Придумал Бог мир и так в него поверил, что небо, и земля, и животные, и растения — все поверили в свое существование! И до сих пор верят! Только не знают об этом. И вдруг появился человек. И он пошел весь в Отца: такой же маленький и такой же любопытный. Он подсмотрел, как играет Бог. И когда Бог завязал себе глаза, чтобы поиграть с человеком в жмурки, маленький человек не выдержал и взял волшебную веру, ярко и заманчиво качающуюся на дереве. Ну, немножечко поиграть!.. Ну, совсем немножко!..
   Человек бережно положил заветную вещь за пазуху, скорчил лукавую и довольную рожицу, взъерошил и без того лохматую голову и дал встретиться двум ладошкам.
   В это время человек забыл обо всем. Мир исчез. Посреди пустыни человек с легко дрожащими пальцами и настежь открытыми глазами и ртом достал свою веру… и-и!..
   Насмотревшись на это чудо вдосталь и сосредоточившись, он принялся играть. Вера оживляла всё, что придумывал человек.
   Вскоре засиял еще один мир, придуманный человеком. Так родились два мира. И когда они, играя, соприкасаются лбами или ладошками, возникает звезда, а может, искра, а может (кто знает!), и целая Вселенная. Говорят, у людей это называется "озарение". Вот.
   13.10.96 г.

4.

Взгляд свой в чашку пустую вставив,
Ты молчишь. И, по воле правил,
Даже если ты ноль, потеря,
Расскажу всё ж, во что я верю.
Тихо лезу в карман за словом.
Образ дан мне крутой: крысолова.
Говоришь, штамповат, ох, лохмат?
Но зато в нем все двести ватт,
Но зато он ведет назад:
В воду, в воду,
К себе, в природу!
Ну, скорее! Поменьше вопросов!
Я сама — языком — до носа…
Глянь!.. И многоязычней лемура.
Что "культура"? А это тебе не культура?
В воду! Включаю визжащий кран —
В нем буревестник и океан.
В воду скорее! Мы все — из воды.
Станьте детьми и скорее - туды!
Флейту продолжит пение пены…
Остров бесценный обрызганный сцены —
То ли пустыня, то ли ковчег.
В общем, святыня. Места — на всех!..
Море волнуется — раз!
Экстаз!
Море волнуется — два!
Кружится голова!
Море волнуется — шесть!
Сегодня главное — съесть
Не больше, чем это надо.
Манна небесная — градом
Из ветхого из кармана.
Хлещет, как из-под крана,
Эта небесная манна.
Россыпи золотые
Прыгают по пустыни.
Льет!.. По колени! По грудь!
Здесь у нас не уснуть
От лепоты фейерверка:
Манна — до самого верха!
О, Господи, как мы богаты!
Что нам серебро и злато!




Нет гривен, рублей, и сольдо
Звучат только в венах-струнах,
В хранящих оазис наш водах
И в теплых шершавых дюнах.
Мне щедро начислены строки, —
И звуки-цвета, и роли,
В которые мне до боли
Вжиматься-вживаться или
Расти в них, в их страшный силе.
20.10.96 г.

5.

Здесь всё, как до рождения: сначала
Учили петь, а после — говорить.
И непрерывно музыка звучала
Привычная, как тишина и нить.

Гладь вод есть тишина. Господство ритма
Сердечного. Неслышное тик-так,
Которое в движеньях будней скрыто —
Открытое, кричащее, как знак

Сигнальный, на стене отвесно-белой…
Пространство до рождения — поёт.
Перебираю горлом неумело
Цветную гальку скользких мелких нот.

Роняю ноту в море. Нарушая
Гармонию — трепещущую гладь —
И вот — волна, сначала небольшая,
Рождается и прыгает в тетрадь.

Что ж, принимаю роды! Акушеркой
Я осторожно отнимаю плод.
И руки-волны с розовою пенкой
Ногтей поют мотив обычный вод.

Младенец же орет в экстазе. Соло
Его краснеет, морщится, пыхтит,
Отталкиваясь тельцем, невесомо
И с гордостью над пропастью летит.

Нам всем — завидовать его шальной отваге.
И я за ним, да наперегонки.
И тихих вод уже неслышен шлягер.
И набегают строки. И стихи

Выныривают из души-из тела,
Из сердца-головы, из рук-и-ног,
Журчащих в поисках безделия и дела,
В волну свиваясь. Этот же нырок

Я продлеваю — висну над тетрадью,
По грудь в столе, в фонтанчике из брызг.
Ныряю, чтоб воскреснуть вновь, над гладью
Держа победный крик — готовый стих.

Но слова нет еще. Пока губами
Не прочитается — оно почти мертво.
Чуть позже расскажу о Мандельштаме2
И о привычке ласковой его.

Но слова нет еще. Покуда голос
Его не приласкает, не возьмет
Его с собой в рокочущую полость,
Не водворит его в круговорот



Дыханья — слову будет сниться
Тот предстоящий мир, который в нас
Играет, тайно булькает, творится
По многу раз! По многу раз!

О, Дисгармония, ты не чужда природе:
Сказать скромнее — просто хороша.
В однообразии роскошнейшем мелодий
Ты СЛОВО одинокое нашла!

На новичка всегда все смотрят косо:
"Мы жили слаженно — и вдруг чужой пришел!".
Но слово — продолженье, отголосок
Всё тех же голубых мычащих волн.

Оно стоит в серёдке, в хороводе,
Закрыв глаза и задавая тон.
Ведь как в игре: кто стратил, тот и водит.
Верь, даже Бог сквозь тишину рожден.
22-23.10.96 г.

Здесь

Рождайся, милый друг, кричи
Глазами, ртом, умом —
Со мною! Только не молчи,
Пускай и обо всем.

Ты спросишь: "Что такое ЗДЕСЬ?
(В начале сей главы)
НЕ ТАМ". — Отвечу. В жизни есть
Одна лишь жизнь, увы.

Но, не нарушив вязь игры,
Ее разбили на миры
Так, чтоб удобней было
Скорей от крокодила
Зелёнку отличить.
Ты, в общем, не молчи.
Конечно, с моего-то роста
Давать советы очень просто:
Сказал — и спрятался в траве,
В шершаво-звездной синеве.
Еще скажу вам, трепеща —
Вынашивала долго! —
До кончиков волос душа
Моя — я верю — Ольга.
И, с виду хоть воробышком,
Кажусь чуть-чуть — лебёдушка.
26.10.996 г.

Но это между строк, на ушко
(как всю поэму). Стыд и срам —
Писать дневник на сцене: вам,
Тебе. И портить эту сушу

"Придуманным" морским пейзажем,
Спокойствие рубить волной.
Дневник читаю дальше. Даже
Ору сквозь моря жизнь: За мной!

Айда на сцену! Руку — нате!
Скорей в полымя из воды!
Сие одно, одно, читатель, —
Та жизнь, что обзываешь счастьем,
То, по чему скучаешь ты…

Как Концентрация Экстаза,
Я знаю, счастье — это боль,
Такая, милый мой, зараза,
Что вмиг управится с тобой.



На градусник! Пусть Lampenfieber3
Твоим глазам покажет ртуть.
… А вы дыханием смогли бы
Подлунный мир перевернуть?

А Млечный Путь наметить — пеной?
А блеском глаз — мерцанье звезд?
А бить крылами вдохновенно
На каждый страждущий вопрос?..

Я верю в вас, что море — в каждом!
Прости бахвальство, милый друг.
В немом пространстве сверхбумажном,
Ты знай святого слова звук.

И, словно путь, в пяту занозой
Врывается — вонзаю прозу
(так я безудержно лиха)
В грудную розовость стиха:

   Вера в Бога, по-моему, это пространство (точка, пустыня, море) между верой в себя и верой в людей. Это то, что две эти веры, два этих мира в один соединяет…

Не обижайтесь, что кричу —
Пушисто, без агрессии.
Свист ветра, слышь? Ведь тоже мчу
На жизненном экспрессе я!

Я перед всеми — как студент-
Лентяй, не сдавший сессию.
Рука, а ну, тяни билет!
Да не дрожи ты, бестия!
В столе мой виноватый взгляд
Сидит, как гвоздь, как остров.
Щетинится шершаво, гад,
Так выпирает пёстро!

И рот открыт, и слово в нем
Торчит, как сигарета.
Ужель и вправду с ним замрем
Фигурою поэта?

6.

Море волнуется — раз!
(И раз-два-три: вальс…)
Море волнуется — три!
Любая фигура — замри.
Вот ключ золотой. Меня включи!
В мой кукольный дом сперва постучи.
Тогда я открою, скажу: чик-чик.
Парольная фраза у птиц и детей.
(Потише влетай, не срывая петель.

И вот — замираю в позе поэта
(почти что йоговская асана).
Душа в синий свитер и джинсы одета
(вы думали, что неглиже, коль — рана?).

Сижу. С упоением строю глазки
Тому, кто извечно зовется Музом
(порадуйся, родненький Боря Поплавский4!),
Касаюсь стола животом (иль пузом).


Волосы бережно убраны в хвостик.
Не от изобилия слез иль пота,
А так, по привычке. Ладони — в горсти
Убраны, словно стога. Работа

Иль просто ныряние в карее поле
Стола (под цвет глаз или их отраженье,
Не знает никто). Как полон от воли
Не отличаешь. И смерть — от рожденья.

Банальность!
Не ты ль — гениальность?
(Всё в рифму!)
Неужто, Гармония, ты симметрична?
Два глаза — два мира. По серьгам, сестрички!
Ну, хватит трепаться. Ведь есть где-то рифы…

… Как жалко, что я — не в шелках.
Описывать нежные складки —
М-м-м!.. Крылья же сзади! Но — ах!
Пишу и пишу без оглядки.

(От топота копыт
Пыль по полю летит!
От шальной лавины волн
Нежно блеет ко-ло-кол.
Belle5! Бел-бог и добро!
Звонкий, острый, как перо.
Ручка, будь — мой колокольчик,
Ключик звонкий и укольчик —
Чем пугают нас врачи.
Ручка! Я тобой — чик-чик…)

О, как много я теряю!
В ноги брошусь — виновата:
Тыщи раз на дно ныряю,
Шаря злато вариантов.

Я сижу. Нога поджата.
Ноет рот, мой свежий шрам.
Мне его открыл когда-то
Камнем6 Осип Мандельштам.

Мозг мой — синий и лохматый,
Кучевые мысли в нем
Маршируют — аты-баты —
Ночью, зорями и днем.

Может, вам не интересна
Их ходьба и толкотня?
Но они несут за песней
Клич победный: Мяу-мяв!

Это не "Сарынь на кичку!"
Вам и не хухры-мухры!
Гул, что изрыгает Кичкас7,
С ним в сравненьи — детский хрип.
30.10.96 г.

… Опять кричу. Помилуй! Я бесстыжа.
Читатель, Бог, коль можешь, извини!
Себя помимо, ничего не вижу —
И то погрязла в собственной тени.




Тихонько занимаюсь самоедством
И жалостью к себе: Хны-хны… Хны-хны…
Всё потому, что всюду столько детства
И все мы так ранимы и нежны,

Так беззащитны пред осенним небом,
Смотрящим нам в глаза не сквозь листву,
А прямо, строго, перед коркой хлеба,
Которую (вдруг!) выси унесут.

Как мы тонки! Как зыбки! Как прозрачны! —
Как море, как оконное стекло
Передо мной. А в нем - листва маячит
Туманом, солнцем, штормом, помелом.

Окно, стекло… Не ты ль миров граница?..
Не ты ли вертикальный горизонт?
И мне ли в стол, как солнце, закатиться
Сегодня вечером, как прежде, повезет?

Черта, где море с небом расстаются,
Ты существуешь вправду или нет?
Ответа нет. Влюбленные смеются:
"Слияние — открытость и секрет".

Молчит мой занавес разверстый, ярко-красный
(он на моем окне заместо штор).
Он слушает, узористый, атласный,
Мой бесконечный складный разговор.

Сижу, сижу в раскрытой ране-сцене
Я, закорючка, впаянная в стол.
И над тетрадью - перламутр фенек,8
Как брызги, как цветные нимбы волн.

О, сцена! (Море!) О! Ужель я остров?!
Ужель ковчег и в нем сидящий Ной!
Как хочется торчать нам всё же остро
И пёстро над обыденной волной!

И быть волной. Волной — одновременно!
Младенцем и великим. В двух мирах
Ужель мы можем замереть мгновенно,
Играя лишь? И больше — ну, никак?!

Смотрю на книг, бумаг, тетрадей груду.
Потом в окно свой продлеваю взгляд.
И там, и там одни и те же руды,
Как девушки несмелые, сидят

И кротко ждут назначенного часа
(и как хитры! Как истины просты!).
Они мечтают, чтобы их не глазом,
А поцелуем кто-нибудь открыл.

Смотрю в окно. За пеленою кроны
Желтеющей и школа, и детсад
Едва заметны. Небом многотонным
Мир вытеснен вперед (или назад).

Не видно городка с названьем Мокрый,
Мокрянки9 и, тем более, Чечни.
Мольбы о хлебной корке, смех и окрик
Приглушены. Но мне они сродни.

Мой милый друг, я счастьем-вдохновеньем-
Огромным морем не отделена
От быта. Осязаю ленью
(иль аурой) его. Но пелена,

Конечно, есть: слой неба серебристый.
Но сквозь него - поверь, поверь, поверь! —
Любая боль звучит легко и чисто —
Хоть нотным знаком, хоть линейкой мерь!

7.

Но есть одна не вянущая мера: вера.
Огромный мир привык к тому, что он живет.
А твой, чуть нарисованный, — наоборот.
Он, твой ребенок, просит подтвержденья
Себе. Отцу рисуночки сует.

Он, зыбкий, розовый, пунктирный,
Сырой,
Доверчивый, как Буратино.
Игрой

Не называй его. Ведь имя Бога всуе
Не произносят, а живут, рисуют
Его.
Всего

Не скажешь ни в поэме, ни в письме,
Что — у меня — одно и то же.
Я к вам пишу… Вы думаете, мне
Смотря в глаза и в сердце — через кожу.

Идете через. Так проходят вброд
Ручей иль реку, море-по-колено.
Я дудочкой веду вас. Вам везет:
Из зала полутемного — на сцену…

Вы так же одиноки. Первый шаг
Огромен и неровен от волненья.
Он мира нового неясный, робкий знак.
Трепещут и дрожат вовсю колени:

Душа огромная, наверное, в ногах
Течет, свой путь влача к желанным пяткам.
Мир нерождённый просит сделать шаг.
Шаг для него есть яйцеклетка-матка.

… Сжимаешься. Холодная вода!
Ты пробуешь ее теперь рукою…
А вроде, ничего!.. Вот так всегда
Общаешься с царицею-водою.

Что ты стоишь?! — У ног твоих — царица!
Как волнам хочется стереть границу,
Ту зыбкую черту, что отделяет
От моря брег.
Нас всех
Сия задача страшно увлекает:
Познать границу.
(О, совпаденье! Новую страницу
И новую тетрадь
Придется мне начать!).
1.11.96 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К "ИГРЕ"

А вдруг — вокруг фамилии твоей
Ролей десятка два иль три маячит?
Живи их все! Спелей и поживей.
Все — бережно расти. А как иначе!



Пусть говорят, что имя лишь одно.
И Дело. Ну, а ты не спорь с другими.
Они, другие, даже Богу имя
Оставили одно (не мудрено!).

Всё, чтоб себе задачу упростить —
Сказать: "На Бога мы и так похожи,
И так всю жизнь мы лезем вон из кожи,
Чтоб позабыть, нам быть или не быть".

Не слушай мудрых. И себя жалей
Не чаще, чем любимая жалеет.
Не убегай от собственных ролей —
Без них тебя увидеть не успеют.

А ты живи всему не вопреки —
Благодаря. И не назло — во имя.
(Так я стараюсь жить. Писать стихи.
Играть и разговаривать с другими).

О, нет, не проповедь! И я себя в пример
Не ставлю. Я пишу, дышу, как выйдет.
Ролей — десятки. Тысячи премьер.
Мелькаю так, аж страшно: вдруг не видят

Меня, а лишь мельканье рук и ног —
Туманно, будто спиц велосипеда…
И пусть не видят, коль хотят! Пусть Бог
Один лишь ведает, куда я еду!

ЕЩЕ ОДИН ВАРИАНТ

А если тебе так повезет,
Что с минусом-знаком ты выберешь роль?
Если боишься увлечься игрой,
Не струсь пропустить нежелательный ход.

А если уверен в себе, играй
И никого не спрашивай.
Ты ж знаешь, понятия "ад" и "рай"
От настроения нашего

Зависят частенько. Не переборщи
В раскаяньях и причитаниях.
Быть может, твой минус для чьей-то души
Важнее любого страдания.

Быть может, твой минус для всех нас — плюс,
А мы и не подозреваем.
Искусство полезнейшее из искусств —
Которое не понимаем.
10.12.96 г.


Тетрадь№2

7.

…Ну вот. Смотри, волна седьмая
Песок у брега занимает
Пустынного. Ну как, Заметно,
Что новая тетрадка эта?
А ну-ка посильнее глянь:
Где эта грань?
…Так Пауль Тиллих морем мерил
Любую вещь.
В нём: окна, стены, крыши, двери
(Полно, хоть ешь!)
В нём, в нашем море-окияне,
Как у дошкольника в кармане:
Железки, ящерки и гвозди,
И наши уши, руки, ноздри
Внимательные. И глаза.
Сквозь это толстое стекло
Господь глядит на чудеса
Свои и наши. Повезло
Тому ль, кто на границе
Стоит, висит, томится?
Ты на границе двух миров
Стоишь. До косточек продрог.
Отличье сцены: здесь видней
И что на ней, и что за ней,
И что под ней, и что над ней.
Все «якобы», «чуть-чуть», и «неты»
До свежей яви разогреты!
Граница — по тебе. Тобой — сеченье
Показано в учебниках черченья.
А я, представь, который год подряд
На городской границе аккурат —
Не знаю, то ль во сне, толь наяву
Не ведаю, живу ли, не живу.
И кажется, что если перееду,
Я на границе поселюсь. По свету

Их тьма, наверное. Соц.положенье —
Висячее. Зато — как у Афин:
Обмен хороший. Вроде не один —
Вокруг кипит горластое движенье —
Базарной площади (иль скатов-гребешков),
И верить хочется, что ты почти на гребне.
В его-то гриву влезть… великолепней
Что может быть? И как легко!
Короче!.. - скажешь ты, - без дураков!


*  *  *

(Как волосы, я буквы распустила.
Хоть девушка, остановить не в силах
Молекулы я эти на скаку.
А впрочем, не хочу и не могу.
Хоть твёрдо знаю: это не читабельно
(тем паче вслух) и очень нерентабельно.
Я графоман: кайфую при процессе
Вождения чернилами. И если
Не будет в прессе сей поэмы никогда
С улыбкой в голосе скажу я: не беда.
Зато по буковкам, по волнам: вверх и вниз
Я вас веду, на страх на свой и риск.
Зато — заправский альпинист-турист.
Зато я Моисей — египетский Сусанин…
Да нет, шучу, ведь все
Вы увязались сами!..

Ну что, ребята, глубже
Войдём, и море — вплавь?
Не те видали лужи!
А ну-ка ветер, правь!

Стань ближним зарубежьем,
Мой Запорожье-град!
Пусть суток хлеб разрежет
Столовый нож-закат!

Сквозь осень-грим.уборную
(все краски да метла)
Войдём в страну неторную,
Шальную добела.

Сквозь частую, как морось, дрожь
Так смело в воду ты идёшь —
В ней, как близ сердца,
Легко согреться!

Мурашки по душе спешат кишаще —
Ох, муравейник строят настоящий,
В девятый вал.
Стой! Ты кричал?
В тебе всей жизни собрана эссенция.
Вот, пресловутая, мой милый, экзистенция,
Мы все повисли в grenzsituation10 —
Во всей стране. Во всём 20-ом веке.
Мы часто тот, кто всуе не рождён,
Которому и быть, по сути, некем.

Ну вот, пишу о том же, что и все.
Почти о смерти и о колбасе.
Несвязное такое тра-та-та.
А что за ним? За ним растёт мечта,
Со мной растёт, со мною не стареет,
Со мною над седой равниной реет.

Что за мечта? Проста. Она о том,
Что наше тело вовсе не бетон,
Не Н2О, а тот узор воды,
В котором мы беспечно разлиты.

Мы бегаем, шумим, как ДНК
В калейдоскопе радужном Господнем.
Идёт игра. И ты на новичка,
Пытаешься водить. Пока. СЕГОДНЯ.

Не думайте, что я всегда веду.
Как часто я бесследно исчезала
В несметных ровных строках-грядках зала!
Не ведая, в каком сижу ряду.
(Зачем иметь особые приметы,
Когда частенько ездишь без билета
Везде — на положении поэта
Иль (вдруг!) на положении букета,
Пусть (да умру от скромности) цветка.
(Где ж ты, цветодержащая рука?)
А в общем, гряды - те же волны, залиты,
Хоть и землисты — не бетонны. Им — цветы.
Грядущее, внезапно, кошкою
На мышку — грянь!
Сыграй с душой смешной: промокшею
Всё ту же "грань".
То волны ли, иль плеск ладошек,
Ура.
Подвижная, как в мышек-кошек,
Игра.
Прав Бенуа, что мать искусства — борьба.
…А надо мною нимбом грустным — судьба,
А надо мной - весенним солнцем
Звенит,
Кипит, родимая, и рвётся
В зенит.

*  *  *

Стоим. Рискую превратиться
В столб соляной.
Нет, замереть надёжней птицей,
Чем Лотовой женой.

Идём со мною в приключенья!
Чик! Отомри!
При сердце звонком — при ключе я.
И — раз — два — три!

8.

Наш день — восьмой. Наш день — девятый.
(По муз числу). И мы творим.
Живи и здравствуй, наш театр
Стрельчатых слов и пантомим
Что зал, что сцена — всё игра.
На сцене ж больше света!
Там больше правил, то есть прав.
Там дети все (поэты).
Законы те же, что и в жизни.
На сцене. Но освещены
Они трехкратно в этой призме
Непостижимой глубины.
В квадрате сцены,
В кубе зала
Здесь одиночество и всё
О чём сказала-не сказала.
Здесь каждый каждого несёт.
Здесь просто всё наоборот —
В хорошем смысле.
Кто в жизни — зритель, тот поёт
На сцене мысли
И чувства всех (свои) навзрыд.
Но так спокойно!
О, море всех, кто в нём стоит —
Достойно знойно!
Здесь выделено всё лучом —
Одно отличье
От жизни. Здесь — всё нипочём,
Что чуть не птичье.

О нет, господство высоты
Нас не обманет.
Брат Деточкин, я верю, ты
Не вор, а Гамлет…

*  *  *

О друг мой, давно нам сказать пора:
Да будет слава твоя, Игра,
Да будет нам всё легко.
Ведь путь наш, хоть Шёлков —
Далёк, глубок.
(Верните кошёлку
Пеппи Длинныйчулок!)
О зиндане ни слова,
Но в руки - суму!
Я шепчу невесомо
Ишаку своему:
Будь судьбою моею,
Что ж, веди, Аль Яхшур!
Я — себя — не умею,
Что ж, веди меня гордо
В то сейчас, что потом
Будет выше меня.
Ведь пройдя сотни вёрст,
Будет путь, как змея
Страшно поглядеть: хвост.
Хвост, хвост, хвост и язык —
(Это — я! Моя суть!).
Нет, игра — не обман.
Лишь она — настоящее.
В подземелье — зиндан,
Наверху - всё горящее.
Это просто, банально.
Так минуты играют в салочки.
Так (как девочка в бальном!)
Солнце прыгает через скакалочку
Горизонта. Так вертятся волны, как белки.
Доминошными точками — звёзды в тарелке
Вездесущей волшебной, что звать небесами.
И в медведей, собак превращаются сами,
Как и люди. И даже, в пылу азарта
Королей, дам, шестёрок все мечут карты
На доске у учителя географии.
А микробы в желудке играют в мафию…

Ну а я, родниковым лучом залита,
Убегаю, как прежде. Резвиться туда,
Где шершавое небо расшито листвой
Снежной; красной; зелёной; кленовой; простой.

Там играют на чувствах моих — цвета.
Под ногами рассыпалась гладь холста…
Вот пойдём-ка на кухню:
Степь стынет в окне.
Как душа потерялась доверчиво в ней!
Здесь, на сцене Мокрянки,
Взглядов жжет остриё
Поклади степь на ранку, грудью ляг на неё,
На волнистую землю!
(Пашня… это ж совхоз)
Тонко колосу внемли:
Так и ты здесь возрос.
Звонко вышел, как остров-
Богатырь из воды.
Мы с тобой братья-сёстры,
Я и ты.
Но сейчас — чур не падать!
Я веду. С ишаком.
Хочешь плакать? Что плакать! —
Этот путь всем знаком.
А пока подразню я тебя дневником.
Иль шершавым
Языком
Междустрочья
Звёздной ночью!

9.
   Дневниковая запись о том, как я стала крысоловом.
   
   Дневник обычно пишется прозой. Да и говорим мы все всё-таки прозой, вот и ритм в моей поэме всё сбивчивей и игривей.
   Для кого пишется дневник, это сокровенное из сокровенного касание? Конечно же, для другого. Даже если ты сам читаешь свой дневник через время, ты уже другой. То есть дневник читает уже другой, ему стыдно читать чужие сокровенные записи. А бывает и не очень стыдно, если читающий близок к пишущему. Ты мне близок, читатель, ты уже давно это понял, наверное. Иногда ты, настоящий, ближе мне, чем я себе в прошлом. Настоящее есть настоящее. Так хочется верить, читатель, что ты настоящий друг, что ты желаешь мне добра так же, как и я тебе, что из всех сил пытаешься понять меня через, сквозь (как у немцев — durch ) мою Игру, благодаря ей!
   Хочешь, расскажу тебе сон, который мне снился лет 10-12 назад?
   С детских лет жила я на берегу моря (загляни ещё раз в окно на кухне и убедишься, что море ещё там!). Море подступало прямо к площадке для игр, что находилась во дворе. Море никогда не мешало нам играть. Оно жило своей жизнью, а мы, дети, - своей.
   Но однажды, когда я, по обыкновению, вышла во двор с мячом, поискать себе товарищей, произошло нечто невероятное. Море, нарушая границу, как заправский шпион, подкралось ко двору, а потом со всех волн бросилось бежать за мной (именно за мной!), оно догоняло, шипело, за спиной клокотало его страшное дыхание. Я успела забежать в подъезд моего родного пятиэтажного дома. Я забежала в квартиру, ликуя: "Спасена!". Но зайдя в ванную комнату… В ванне я обнаружила яркие леденцы и пряники, окутанные тёмно-зелёными пахучими водорослями. Представь, в каком я была шоке. Хотя сластям я обрадовалась, но страху было больше. Из ванной вылилась полупрозрачная жёлто-зелёная русалочка. "Прими наши дары от его Величества Варуны, царя нашего морского. Ведь мы все служим ему." "Это вы служите!" - подумала я, и сказала: "Нет!". Ласковая русалка исчезла и я проснулась. Забыть, забыть поскорее этот сон! Я долго лежала с открытыми глазами, обращёнными в полночь. Но опять я оказалась во дворе, полно
м играющих детей, освещенном странным, до боли лунным светом. Опять бежала от моря, опять сдавала экзамен на "твёрдость" русалкам. Помню ракушки, сидящие в ванне в индийских позах.
   Очнулась. Приняла упрямое решение не засыпать, во что бы то ни стало.
   Опять оказалась в дворе, на берегу моря. Теперь море не переходило границы. Я ждала нападения. Но оно не состоялось. Море смотрело мне в глаза. Я - ему.
   Теперь мы были равны.
   Теперь мы равны.
   Тогда (если не раньше) я стала крысоловом.
   Я служу морю и ещё больше — берегу.
   Берег берегу.
   Варуна - хранитель моря, а я — берега.
   Или наоборот.
   Вот.

10.

Я живу на сцене.
Красота! Лепота!
Пой простор — бесценен.
Я жила здесь всегда.

Здесь — базар восточный:
В пестроте — пестрота.
Здесь — всё прочно, точно.
(хаос с виду). Айда

В круговерть лихую,
В мой полуденный свет!
Танцем звонким ликую!
Счастья большего нет

Чем — одежды скинуть
И поплыть в никуда.
Побежали! — Остынет
Без тебя вода.

Хоть попробуй волны
Расчесать рукой.
Поплывёшь — и полный
Обретёшь покой.

В суматохе счастья.
В Эвересте дня.
Не уйти (умчаться)
От себя (меня).

Посмотри в лукавый
Мой шальной прищур
В путь крутой, двуглавый
(Я и Аль-Яхшур),

Загляни в улыбку,
Разрешаю. На!
Мир храни свой зыбкий
От избытка сна

И печали. Верой
Лишь его корми.
Он младенец, первый,
У твоей любви.

Чуть сомненья капля —
Умирает жизнь.
Над водой, как цапля,
В синеве — держись.

Так земля ютится
На своей оси.
Коль душа есть птица,
Крылья ввысь неси!


Так вода из корня
Цвету жизнь несёт.
Волка ноги кормят,
А ребёнка — всё.

О, поэта потчуй,
Быстрая рука.
Шоколадной ночью,
Перцем сквозняка…

Ты плывёшь… свобода —
Всюду. От и до.
Из чего ты родом —
Назови водой.

Только десять правил
Над тобой, Игрок.
Под тобой. Оставил
Их пророк и Бог

На холме высоком
(Сцена - ты наш холм!)
В общем, друг, не охай,
Что сюда пришёл!

*  *  *

Друг, прости философию:
Прямо пастор! Веду ж!
На, налей лучше кофию -
Чур, без клякс и без луж!

Телек выключи мутный.
Он — как пьяница (вдрязг!)
Лучше, милый, уютно
Поболтаем о нас.

Вот мы уж и в обнимку.
Кто тут море? Кто брег?
Под сопилку-волынку
Утопиться не грех,

Хоть в объятьях, хоть в свете
Из огарка свечи.
Мы резвимся. Мы дети.
А теперь — помолчи

На секунду. Чтоб снова
Завязать разговор.
Мы — узла сверх-морского,
Мы — межстрочья ПРОСТОР!

Море волнуется — раз!
За нас!
Море волнуется — два
Живы, да всклянь — едва

Мы успеваем дышать.
Волны, спеша: "Ша! Ша!"
Море волнуется — три!
В объятьях моих — замри!
Чтобы проснуться в объятиях,
Дальше считай. Четыре!
Мы, в только что созданном мире,
Живём, друг на друга глядя.

Здесь правила голой души:
Себя дай услышать другому.
Себя полюбить разреши
Больному, родному — любому!




Здесь правила нежно просты.
Их мало. Всего лишь десяток.
Но — солнцем тройным залиты…
А каждый до солнышка падок!

Здесь эмоция — есть информация.
Вопреки королевству компьютера.
О, умойся скорей, друг Горацио,
Утром ягодным, перламутровым!

О, умойся лицом одуванчика!
Море свежей росы исповедую!
Я, морячка, гордячка, батрачка,
Вас, летящих, считаю победою —

Не своею, а нашею общею:
Духа-ветра, волны вездесущей.
Я тебя ясной радостью потчую —
От цветка и от стебля откушай!

Блюдце сцены горит, переполнено,
Как постель, белизною свечения.
Одеяло — волной. И бетховенный
Месяц тает над нашим сечением.

Мы же (помнишь ли?) рассечены
Мастерством пограничной волны.

Мы ведь просто нормальные джины:
Не сидится нам в тесных кувшинах!

Волны, бейте кувшин в черепки,
Без него наши души легки!




Что ж, ищи наш сосуд, водолаз!
Море волнуется — раз!
Да лохмотья возьми на анализ:
Как рассыпались, как растрепались,

Чтоб оттуда мог выскочить дух.
Море волнуется — ух!

Запомни: под взглядом волны
Мы все беспросветно равны.
Это — огромное правило,
Которое море оставило.

Море волнуется — вслух!
Мой абсолютный нюх
Настроен, воспитан на соли
На воле (она же неволя),

На девятилетней войне,
Я выросла в ней, на ней,
Я выросла из неё…
Теперь мы с тобой вдвоём -

Пусть ты и в квадрате, в кубе,
Пусть даже в степени энной…
Пусть море кувшин разрубит
Пусть вынет тебя из плена!

Или ты ещё всё плывёшь?!
Хорош!
Хорош растекаться словами!
Дух — точность и искренность жеста.
Мир будущий с нами, под нами.
Мы — тесто! Мы искренность теста!



Сарынь на кичку! Айда!
Сухие пути кем-то пройдены!
Останется всё же вода
Нам всем исторической родиной.

Словно евреи — вне дома,
Стремимся в Ерусалим —
В радугу чувства родного,
Плывём в него, едем, бежим.

Чувство распахнутой сцены.
Чувство разверстой души,
Страсти, крутой перемены —
Роста вглубь, ввысь да вширь!

Очистившее добела!
Как гулкий сквозняк-стрела!
Жизни здоровая полнота
Там, где царит вода.

Друг, хватай каждую роль —
Любая может случиться с тобой,
Коль ты проживаешь на сцене,
Здесь площадь перевоплощений

И превращений. Что нам индусы!
Мы сами в подобных делишках искусны.
Плыви как плывёшь. Ничего не жалей.
Поглядывай только на список ролей -
Желательно
Внимательно!




Найди своё имя в строке11,
И свой псевдоним — напротив.
И только тогда налегке
Строй мир из души и плоти.

О, будь одинок. Пусть даже моя рука
В колечках-цветочках тебе не поможет
Ты знаешь с рожденья: живём мы все так,
Как и умираем: ночь чувствуя кожей

И день, и прозрачную суть воды,
В которую влившись, мы не замечаем…






*  *  *

О друг, мы с тобою совсем не пусты,
Мы просто слова разбросали за чаем.
Вспомни прошедшее только ВЧЕРА.
Взгляни, вон на стуле вчерашние вещи.
Они с бодуна, с перепугу, с утра
Прищурены, зыбки и нечеловечьи.

Пусть телек молчит! —
Не заменит окна!
Он — больше похож на бетонные стены.
С утра всё равно не покажет он нам
Погоды на завтра и смех КаВэЭна.

Море! Ты лёгкостью в парашют!
Как нити-реки в тебя стекаются!
О, я тебя в море навек затащу -
Молись моей дудке-красавице.

Море волнуется — раз!
Экстаз!
Игру ощущаю не только кожей,
А всем, что вокруг и меня, и нас:
Крупной, как те виноградины дрожью,
Этой из сердца скользящей росой…
Море волнуется волн колесом!

Послесловие
(пол-одиннадцатого)12

Мне давно уже сказать пора:
Наивысшая форма жизни —
Игра.
Настоящее.
Лишь на него молись.
Чтоб оно будущим взмыло ввысь.
Я тебя… (!) То, о чём не говорят.
Насыплю в ладошку тебе мой взгляд
Ёмкий и острый.
У нас всё просто!
(Об этом тож не забудь!)

В путь!
- Верю в тебя! -
.. . . . . . . . . .

   На этом игра не заканчивается, а только начинается. Занавес открыт. Целую. Жду.
   
   Рэна.





1 «Золотой петушок»
2 Мандельштам свое слово губами ласкал.
В теле темном, безмерном его отыскал.
Так рождались слова в мягком шепоте
И в сердечном подкованном топоте.

3 Lampenfieber (нем.) - состояние перед выходом на сцену, буквально "температура лампы".

4 Поэт Б.Поплавский интересовался внешним обликом человека, его деталями.

5 Belle (нем.) - колокольчик. Корень bell - "добрый, хороший".

6 «Камень» - сборник стихов О.Мандельштама
7 Кичкас - слишком заводской район в Запорожье.

8 Фенька — хипповское  украшение  из  бисера  на  руку.  Дарится  на  любовь  и дружбу.
9 Мокрянка - отдаленный район Запорожья, примыкающий к Шевченковскому. Здесь я живу.

10 Grenzsituation — пограничная ситуация (нем.).
11 А если ты роли своей не отыщешь в строке,
Не бегай за ней, не охоться. Живи налегке.
Коль нет её, бегать зачем? Правда. Дело не в ней! -
В тебе. Я без роли. А значит, меня чуть видней
Средь ролевиков. Ну, а может, а может, она
Настолько нова, непохожа на всех и ценна,
Что ей не успели покуда придумать названья.
И слово сиё заменить может слово "призванье".
О, Друг! Не печалься, как я, что инкогнито - роль.
Нас, зрителей. Мало. Но нам наблюдать за игрой.

Нам сцену лелеять в её погрузившись по грудь.
Нам быть чуть смелее, чем все. Нам кататься, как ртуть!
О, будь не слащавым, а горьким. Почти ядовитым
Беспутно, бессовестно, жадно и жарко открытым.
Я трушу порой. Ну а ты, если можешь, не трусь.
Здесь - алгебра. Минус лишь здесь превращается в плюс.
Здесь так, что отсюда уводят не в жизнь - в монастырь.
(Читала в газетах). Здесь сердце - навзрыд - поводырь.
Но только не думай, что здесь - недостаток покоя.
Покой здесь отборный. Вот только замешан - тоскою…

12 10,5 глава; может, и время на часах.
________Игра_________________________________________

_________________________________Ольга Лебединская____

20
 

19