Я не видел того, что прячет тень  в себе
И, конечно, того, что прячется за тенью.
Но что толку копаться в этой чумной судьбе,
Если, наконец, наступает предел терпенью?

Скрипит перо, спросонья ворчит душа.
Мама, ты знаешь, что сын называл любовью?
Когда ты ушла в ночь, я, уже не спеша,
Увидел лучи, стекавшие к изголовью.

Остаётся  лишь нечто, что ты  называла мной.
Звезды – те имена, что ты унесла с собою –
Кажут мне путь до ночи, известный тебе одной.
Я ночами с тобой его до черного дня удвоил.

Я рифмую былое с былым, ибо просто учился жить.
Я уйду со звездой, повзрослевший, как все сироты.
В глазницах живых, словно патока – память, и лжи
Этой хватит на всех, и не оскудеют соты.

Я слова подберу, – хоть зачем мне теперь слова? –
И посею их вновь в шаги тех, кто ступает за мною.
То ли шорох ресниц, то ли за ночь взошла трава,
То ли умер язык, то ль молчание стало тропою.

Не дожить до рассвета – дурней, чем в полёте смерть,
Зачеркнуть все, что было – строкою перо не вправе.
Я ступаю по ветру, учась у него смотреть,
Как восходит рассвет во всегдашней кровавой лаве.