Первое, что можно сказать об авангарде: его не существует. Разве что слово, произвольно соотносимое с теми или иными фактами в истории культуры; слово, употребление которого то и дело менялось в угоду времени. Но авангард - как строго определенное понятие, приложимое к реальным явлениям?

Изначальное словоупотребление преследовало сугубо "пиарные" цели. И лишь время спустя, когда если не все, то достаточно многие поверили, будто авангард действительно существует, были сделаны первые попытки описать его, как-то преодолеть дистанцию между рекламным слоганом и понятием.

(А поверить было немудрено. Кто только не объявил себя или не был объявлен за этот период авангардистом. Множество новых течений возникло, еще больше - приказало долго жить. Менялись и критерии восприятия. То, что некогда выглядело революцией в искусстве, со временем становилось банальностью. Словом, жизнь бурлила).

Переизбыток теорий оказался хуже, чем их отсутствие. Возможно, теоретикам впервые довелось столкнуться с объектом, мягко выражаясь, призрачным. Во всяком случае, договориться между собой им так и не удалось. Определения авангарда колеблются в практически безразмерном диапазоне от "некоторых течений в искусстве ХХ века" до "парадигмы сознания".

И по-прежнему сомнительной остается сама обоснованность (я уже не говорю о необходимости) понятийной формализации авангарда.

Как ни рассматривай авангард, как ни преподноси его, как ни истолковывай - отправной точкой теоретизирования оказываются не реальные факты, а собственное - предвзятое - понимание. Сам по себе этот произвол ни плох, ни хорош: он неизбежен. Чтобы рассуждать об авангарде, нужно прежде смоделировать предмет рассуждения. Чтобы опираться на факты, необходим критерий, определяющий, что именно является таковыми.

Разумеется, столь предвзятая установка (авангарда не существует) допускает лишь один способ высказывания - высказывание "как если бы". Т. е. все дальнейшие утверждения - лишь допущения, возможные в том случае, если бы авангард действительно существовал.

Сразу оговорим некоторые принципы моделирования. Чаще всего понятие конструируется путем со- и противопоставления с другими понятиями. Выбор объекта для сопоставления (считается, что его свойства уже известны) и задает тональность дальнейшего рассмотрения. Фактически, исследуемый предмет в неявной форме уже определен a priori, после чего его свойства подтверждаются соответственно подобранным фактическим материалом.

В случае авангарда здесь возникает одна проблема. Существует некое интуитивное понимание, относящее некоторые явления к области авангарда, возможно, потому, что их некуда больше отнести. Его нужно как-то примирить с понятием, сконструированным сугубо рационально. Несогласованность, в принципе, допустима, но желательно свести ее к минимуму, если мы хотим иметь хоть какую-то привязку к реальности.

Возможно ли использовать интуитивное понимание не как "объективный коррелят" головорожденной теории, а как отправную точку для дальнейших построений? Здесь прежде всего нужно выяснить, до какой степени и в каких пределах мы можем на свою интуицию полагаться. Очевидных случаев оказывается немного, и все они принадлежат к крайностям авнгардной практики, как "Дыр бул щыр" у Крученых или " 4'33'' " (по-моему, так) у Джона Кейджа. Остальное (за вычетом в принципе авангардных явлений) и основное -- "то ли дождик, то ли снег".

Второй момент. Интуиция дает нам немногие факты, но ничего не говорит об авангардной специфике. Иными словами: это авангард, но что в нем авангардного? С определения этой специфики и следует начать. Мы должны выделить то, что отличает авангардные явления, и только их. Для этого интуитивно очевидных примеров вполне достаточно, т.к., все специфические свойства авангарда должны присутствовать в каждом его фактическом проявлении.

И если в результате мы не получим ничего кроме дублирования уже существующих понятий, то вопрос об авангарде можно считать снятым. Нужен ли он кому-нибудь в качестве "третьего лишнего"?

Казалось бы, сами авторы должны понимать, что подобный экстремизм с точки зрения искусства неизбежно оборачивается провалом. Если не впадать в снобизм и не домысливать содержательные глубины там, где их нет, то спрашивается: будучи в здравом уме и твердо зная, что ему предстоит, кто бы обрек себя на подобное зрелище? Почтеннейшая публика может клюнуть на столь беспардонное надувательство лишь однажды, по неведению. А дурная слава распространяется быстро.

На деле же все происходит несколько иначе. Да, большинство готово кричать: "Обман! За что деньги плочены?!" Но возмущает не то, что за свои кровные им всучили дрянной товар -- такое они бы еще стерпели. Нет, причина в том, что, выложив монету, они не получили взамен никакого товара.

А кроме того, обнаруживается еще и меньшинство, и на него "произведение" действительно производит -- парадоксальный, обескураживающий, однако, несомненный -- эффект. А самое любопытное в этом эффекте -- его однократность. Он производится весь сразу, и второй раз уже ничего не может добавить к первому. Более того, само событие вполне можно заменить пересказом. Наблюдаешь ли перформанс воочию, читаешь ли его описание -- результат один (разве что второе бывает менее скучно). Радикальный авангард воздействует на ум, а не на чувства. Об эстетическом переживании здесь говорить не приходится. И значит авангард в своих крайних проявлениях искусством не является.

Я рискну предположить, что именно в подобных крайностях специфическое воздействие авангарда наблюдается в чистом виде, и его характер совершенно иной, чем у искусства. Пока природа этого воздействия нами не выяснена, мы не можем ответить на вопрос: всегда ли "авангардность" проявляется в беспримесном виде, или же может быть осложнена "произведением искусства". Скажем, "Божественная комедия" или "Путешествия Гулливера" с успехом совмещали в себе литературное произведение и политический памфлет. Сейчас их политическая направленность забыта. Вполне могла забыться и авангардная направленность многих ныне признанных произведений. Кто сказал, что авангард претендует на вечность?

Однако то, что искусство и авангард представлены здесь как различные культурные практики, еще не означает их раздельности, их независимого друг от друга бытования.

По-видимому, чтобы быть успешным (в специфически авангардном понимании этого слова), авангард должен выдавать себя за искусство. Если он разоблачен -- то толку от него не больше, чем от рассекреченного агента. Здесь он в корне отличается от попсы, так же мимикрирующей под искусство, но и без этого вполне жизнеспособной.

Итак, публике контрабандой подсовывают нечто, что выдает себя за искусство, но само по себе таковым не является. Некое действие, эстетически безупречное, но при этом и эстетически неприемлемое, бессмысленное или попросту пустое. В сущности, авангард обнаруживает -- и весьма наглядно -- границы искусства. Всякий раз нам демонстрируется факт, который не по зубам нашим эстетическим представлениям, который выявляет их недостаточность -- или избыточность.

Любопытно при этом, что способ высказывания, принятый авангардом, -- тот же, что и в этих заметках: "как если бы".

Не создавая эстетического произведения, авангард постоянно находится под угрозой забвения. Чтобы сохраниться в истории культуры, он нуждается в слове. Ведь это не просто безразличное к результату действие ради действия. Авангард -- героическое деяние, и в слове он воплощается как миф.

Сама по себе словесная форма возможна любая. Книга, статья, рассказ очевидца, анекдот. В крайнем случае и милицейский протокол годится. Важно лишь, чтобы не дело ради красного словца, а дело, говорящее само за себя, дело, которое и есть слово. Тогда и слово о нем -- уже и есть дело.

Авангард безусловно зависим от искусства. А есть ли обратное влияние?

Становясь мифом, авангардная акция не только обнаруживает границы искусства. Она их раздвигает. Без этого искусство варилось бы в собственном соку, поскольку неэстетическая жизнь не является пригодным для него материалом. Ее нужно завоевать, колонизировать, придать ей словесное выражение. Этим и занимается авангард, создавая мифы, которыми кормится искусство.

Можно также преположить, что авангард и вообще бытует в культурном сознании по мифологическим законам, а, значит, и меряется мифологической мерой, которая отнюдь не тождественна эстетической. Так, Хлебников и Крученых, с точки зрения искусства несравнимые, здесь соизмеримы вполне.

Между прочим, даже авангардный экстремизм не должен заходить слишком далеко. Не имея ни единой точки соприкосновения с традицией, авангард перестает быть авангардом и однозначно идентифицируется как "не-искусство".

In my beginning is my end. Героические времена рано или поздно заканчиваются. Возможности экспансии искусства в жизнь небеспредельны.

Вполне представима ситуация, когда искусство и поглощенная им жизнь отождествились до полной неразличимости. "Жизни" как "не искусства" больше не существует, так что оба понятия утратили свой смысл. И авангард, как он был описан выше, в данной ситуации уже не имеет места.

Речь, в сущности, об исчерпании нынешней модели культуры. Та модель, что прийдет ей на смену, возможно, вообще обойдется без категории искусства, а, возможно, переопределит ее в корне отличным образом. Одно можно предвидеть наверняка: в новой модели культуры не будут заложены условия возможности авангарда.

И, думаю, все это -- дело не столь уж отдаленного будущего.

Что же представляет из себя авангард сегодня, в перспективе предвиденного нами самоуничтожения?

Из маргинального явления он превратился во вполне признанную, респектабельную -- и оплачиваемую! -- культурную практику. Специфическое в нем обрело свой экономический эквивалент. Буйный подросток повзрослел и стал самостоятельным.

И, по-видимому, утратил свою культурную значимость. Та общекультурная проблематика, что подпирала авангард извне в "героические времена", теперь перестала его заботить. На смену пришла работа на публику: для успеха нужно чувствовать аудиторию и преподносить себя, сообразуясь с ее ожиданиями.

Здесь мы сталкиваемся с парадоксальным, но вполне закономерным развитием тенденций, изначально присущих авангарду (так же, как авангард доводил до абсурда тенденции искусства). Скажем, в какой-нибудь Тьмутаракани вполне можно выглядеть авангардистом "в законе", используя акции давно минувших лет. Пока развитие коммуникации не сделает подобную практику невозможной.

Но это частности, а главное -- вот что: авангард уже не выдает себя за искусство. Теперь он выдает себя -- за авангард.

И значит то, что называют сейчас "авангардом" -- не более и не менее, как симулякр его. Если, конечно, допущения, сделанные мной, верны -- и подлинный авангард, авангард "героических времен", вообще когда-либо существовал.