Вячеслав Рассыпаев

ММ ≡ МЦ

Среднее гармоническое между Маяковским и Цветаевой – к такому выводу невольно приходишь, прочитав книгу Марины Матвеевой «Теорема слова». С одной стороны – припечатывающие к стенке образы со строфикой, им же подчиняющейся, с другой – явно не свойственная Владимиру Владимировичу богопочтительность. Прослеживается, правда, кое-где и богоборчество, но уж очень скрытое.
Марина Матвеева – по праву крымская поэтесса № 1, и вывела её на эту ступень поразительная смелость и умение видеть буквально, что называется, расчленёнку человеческого тела в креманке с мороженым. Сборник её стихов изобилует словотворчеством, но при этом ни один неологизм не «притянут за уши» (интуитивно понятно, что автор имел в виду под лексемами «мыслевспышка», «умоплёнка», «словораспил», «мозгопрогрев», «никогданность», «низачторенность», «тысячаедин-ственная»).
В поэзии Матвеевой нет и речи быть не может об «эстетизации» высказанного, под коей многие понимают идеологическую причёсанность, прилизанность, отутюженность. Но и панических выкриков по поводу того или иного явления здесь тоже нет: если уж гнев – то царский, а если откровения – то оголённые, как электрический провод.
Матвеева сама создаёт законы, которым подчинены её произведения. Она не старается написать «красиво» по простой причине: она пишет сильно. Если к моменту окончания прочтения её подборки кто-то успел с недовольным видом покинуть зал, то это – от ощущения бессилия перед нокаутирующими плодами поэтического переосмысления мира поэтом. Более того, если бы Марина Матвеева перешла на щебет, то бишь на производство декоративных бордюрчиков для обоев, – это всё равно что интересы Пеппи Длинныйчулок ограничились бы выбором кратчайшего пути к хлебному магазину и ортопедическому кабинету.
Я как бы между делом задумался: а что бы представлял  собой антипод лирической героини Матвеевой? И вспомнил реальную даму, о которой где-то полгода назад даже в газете писали. Невероятным образом во дворе многоэтажного дома сбив на автомобиле детей, мирно игравших в песочнице, эта 40-летняя женщина потом и на заседании суда повторяла одну и ту же фразу: «Ну, я же девушка, я испугалась!»
Многочисленные «разламывания» слов, местами «инкрустируемые» цезурами и клаузулами, характерны творческому почерку данного поэта. Причём все эти приёмы узнаются как приёмы, а не как «уход во что-то новое во имя непохожести на остальных». Теорема слова становится аксиомой дела.
Марина Матвеева приближает несбыточное – это и есть фаэзия (термин, введённый Еленой Коробкиной и истолкованный Ольгой Скобельской в предисловии к данному сборнику). Фантазия поэзии – «где невинность безобразий под образами в тысячу карат». И, видимо, тот настоящий фаэт, кому участь Фаэтона не грозит. Марину, к счастью, никакие молнии не «берут»: она сама их извергает будь здоров.
И – отдельное слово о «Каменной поэме». Поэма занимает всего три страницы, но неподражаемая любовь автора к каждому камню (не виду камней, а именно камню как личности!) делает это произведение едва ли не романом в стихах, сконцентрированного до готовности совершить новый Большой взрыв. И ещё стоит отметить полную независимость поэта от какой бы то ни было «злобы дня».
Поэты, которым действительно не идёт никакая «пушистость», встречаются ох как нечасто. Матвеева уже бросила свой вызов «пушистым»: стихотворение «Да – шок. Да – кровь...» можно цитировать полностью. Более того, оно неспроста предварено эпиграфом:

Да такие стихи выбросить хочется...
Лучший комплимент от читателя

От читателя-неудачника, разумеется. Вторичного, как стеклобой или макулатура, которые целых полтора дня ютятся в пункте «Стимул» и молятся своему стеклянно-бумажному богу, чтобы люди их не выбросили.
Хочется выразить искреннюю благодарность Марине Матвеевой за книгу, подобную красно-бело-синему камню, при взгляде на который отдельным кликушам есть риск навсегда остаться валуном либо рассыпаться в щебень.

18.11.2006