Провожаю глазами пёстрые майки
до портов, до продавленных ветром пирсов...
Змееловы, дворничихи и мавки
удивляются, как я ещё не спился.

Ни единой майки нельзя потрогать -
а они мельтешат нецензурной рябью,
и в густой синеве вертолётный рокот
оживляет запретное лето бабье.

Всё равно что ты голоден, а с экрана
усмехаются блюда колбасной снеди.
при таких обстоятельствах даже странно,
что стихи ещё как-то кишечник цедит!

А всего-то один дождевой регланчик
сообщил бы торговкам, что я не нытик.
Не иначе - на чьём-то закрытом ранчо
остановлен конвейер бесцветных ниток.

Отрешённо листаю дорожный атлас,
устаревший ещё при кофейном буме,
но не ведают кемпинги, чья халатность
привела к такому в конечной сумме.

Напускной миражностью майки дразнят:
прыгай в шёлк разжиженный - и купайся
в тридцатитрёхуровневом оргазме
полусна от оливкового "Олд Спайса"...

Злится город устами микробосборщиц.
Подозрителен штиль на прибрежной почте.
На конвертах - ни дат, ни имён, ни отчеств...
Завтра, ветры, Турцию пропесочьте.

Или Замбию, или Бермудский эллипс -
вам блошиный указ, я же знаю, не писан.
Если майка ждёт - прилетит владелец,
будь он трижды мулатом и разметисом.