Хоть сама Пугачёва меня позовёт на банкет -
не пойду. Одиночество с палтусом кушайте сами.
Перед тостом за здравие смысла готовьте пакет
или просто твердите молитвы из древних писаний.

То, чего не сыскать на застольях уже никогда,
находил я в больницах. На воле оно испарялось.
По нему еженощно взвывала собачья дуда,
оголяя знакомого дворика лиственный ярус.

После всех диссертаций по ряженке и творогу
оживает мой тихий аккорд надмогильного всхлипа.
Знать, томограф просёк, что в моём оскоплённом мозгу
сохранился приятель на уровне дагерротипа.

Прихожу на двадцатый по счёту старушечий клуб,
где дискуссии о простокваше мембрану коробят -
и по мере отключки зрачков от скукоженных губ
подсознание живо давай составлять фоторобот.

Вычисляют компьютеры форму плечей и ступней,
а его нет как нет - проще травкой в пяту уколоться,
чтобы снился нетленный, как зарево, остров парней,
имманентно никак не зависящих от руководства.

Озираясь по залам литстудий, ищу, как дурак,
отрешённых сирот, что под гнётом старух не погибли.
У кого-то из них под футболкой зудит кобура,
у кого-то - сорочка в мелу и веснушки в повидле.

Оба с дамами - нынче такой узаконен престиж.
Морды бить им не принято - вот и вихляют хвостами:
"Покорми меня... Чем - я не знаю... Ну что ты кричишь?"
Повыпендривалась бы при Брежневе в Афганистане...

За столом - надоевшие песни в разводах харчо
под фанерно-попсовую радиомуть уикенда.
Здесь хотел я последней удаче подставить плечо,
а братан улетал в Бирмингем... Уползла сколопендра.