Стихи таких отлучек не прощают
и получаться впредь перестают.
Мои умрут в соцветьях горечавок
и в глазках распустившихся Анют.

Ты должен вечно помнить про отвёртки,
таблетки, тряпки, белого бычка,
а мозг на волчьей вахте — вскрытый, мёртвый —
потерпит да и выдаст старика.

С кем я варился в этой пароварке,
поймут, откуда выросли рога.
А маме что ты? — сколь угодно яркий
в разводах из муки и творога.

Пишите письма и читайте книги! —
крапивница с молочницей кричат,
и словно запирает дверь на ригель
вахтёрша в пелене спотыкача.

Вон выстирался в мамином растворе:
политика, пословицы, супы...
Слипаются глаза и смотрят в море
без блогеров, парковок и толпы.

До публики донёс не то, что думал —
ведь третий месяц двадцать строк пишу.
Трухлявый пень. Баранчик перед ЦУМом.
С медвежьей горки неудачный шут.

Естественно — забыл и хрен, и кетчуп,
и супрастин при цыпках вдоль бровей...
Суфлёры что-то вслед строке лепечут,
а ты в дороге молча багровей.

Когда уже к своим прибуду с песней,
найдётся всё: и поза, и вокал,
и пусть такое действо сдастся бегством
на вездеходе прямо по венкам.