Вы ошиблись, сударыня: я не эмпат.
За нестираной шторой – чужой звездопад,
Филькин движ, Капитошкина радость,
а моё всё не дальше балконных бечёв.
Кот соседский да такса – и те ни при чём.
Кто инструкцию к дикому зверю прочёл,
тот свободен от тюрем и здравниц.

Кто-то сына безвременно похоронил –
горе, ясен фазан! Но – для кровной родни:
не для лодки, плывущей к закату.
Эта лодка хохочет при слове «пробой»,
как бы там полигоны ни пахли стрельбой.
Проплывает погост многогранно-рябой –
лишь корма кашлянёт суховато.

Вон сосед покупает – допустим, утюг.
Хоть на йоту он мой, господин Кондратюк?
Про машину молчу, как ятрышник!
А поля – типа наши. За тысячу вёрст.
Тут хотя бы для шахматных жарких партнёрств
на дырявом автобусе кто-то подвёз
резидента одной общей крыши.

Пусть транслируют снос заселённых лачуг.
Я от гумен музейных их не отличу,
и хоть Львов это, хоть Варадеро –
не моё. Как чужой покосившийся стул.
Ну, разверзнется рупор дешёвых похул;
глядь – а я уже в звёздный карман ускользнул,
где горит фейерверками сера.

Были пару друзей, чьим эмпатом сквозь рёв
довелось побывать на распутье раёв,
только там вся община – за внуков,
и трудись – не трудись над упругостью строк –
кругозор тех семей всё равно неширок.
Так что пусть провожает меня ветерок,
не ища респиратора в брюках.