Когда я с ним порвал, мне говорили: «Человечище!»,
маленько удивляясь, где мой раньше ум гулял.
Мой крохотный элизиум, звенящий и лепечущий,
стал тихо прояснять свои туманные поля.
Гляжу – а там средь яблонь молодая манцинелла
искусно маскирует ботанический дисбат.
Я спал в её тени, ребята! И не цепенело
пригретое достоинство в январский звездопад.

Зато представь, хирург, каков иммунитет теперь
и что ответить ждущим ревматизма костылям.
Токуй отныне сам себе, как земляничный тетерев,
чтоб беспристрастный путник полюса сопоставлял.
Да, два десятка лет ушли под хвостик спаниелю.
Брожение кульбабок не застало нас вдвоём.
Но с той поры я пахну парфюмерной карамелью,
и только иннеарский адвокат мне компаньон.

Любилка отключилась; подтянулась анатомия.
Кому чего оттяпать – без посредника решу.
Крапива вон напыжилась – знакомая, двудомная,
а вон его нога: как раз приправа к гуляшу.
Не надо думать, будто ни хрена я не умею.
Авто не подворачивалось – нож всегда при мне.
Заставил бы его на первых нотах быть прямее –
не нюхал бы прыщи на полуссохшейся ступне.

И всё-таки народ меня поддерживал неистово,
узнав, что всё окончено спустя фатальный сон.
Я ногу не отсёк ему и должный счёт не выставил,
но научился двигаться с квадратным колесом.
Сейчас – какие годы… Влиться с яйцами в чубушник,
определиться с ролью на дальнейшие века –
и то, что я с одной лишь стороны похож на Буншу,
пунцовому закату до собачьего пупка.