Обычная стена кирпичная,
на ней распахнуто окно
и льётся страстное каприччио
в ночной проулок обезличенный,
бушуя ветреным вином.

Сквозь повседневное, привычное
несет вибрации смычок.
И я, не помня о приличиях,
вбираю звуки мелодичные -
в сачок изловленный сверчок.

/

Синеют глаза с поволокой,
смущённо опущены веки.
Ты робко глядишь издалёка,
из тайны забытого века.

Нарядный жемчужный кокошник
короной над русой косою.
И был неизвестный художник
твоей очарован красою.

Улыбка алеющей розой
и взгляд, преисполненный ласки.
Такой поэтический образ
навеки запомнили краски.

В картине ли есть подоплёка?
Но сердце в груди встрепенулось!
Зачем ты пришла издалёка,
напомнила нежную юность?

/

Внезапный приступ слепоты,
к сердцам подкравшийся лукаво.
Зачем я ей дарю цветы,
зачем её лицо ласкаю?

За розоватой пеленой
не видно цель, куда приду я?
Нет, не она предо мной,
а только то, что сам придумал.

Я словно слеп, но в мираже
близки друг другу две печали.
И, обо всем забыв, уже
она в игре мне отвечает.

Моё седьмое небо - ты,
но сердце разрывает болью
внезапный приступ слепоты,
оплошно названный любовью.

/

"A mnie jest szkoda lata..."
Andrzej Bogucki

Янтарный лист блеснул на иве -
гляди-ка, осени начало!
А я по-прежнему наивен -
хочу, чтоб лето не кончалось.

Тепло от солнечной улыбки,
но хрипло вороны речуют
и, словно золотые рыбки,
волнуют листья гладь речную.

/

Неба не видно за стаями птичьими,
Стрелки часов схожи с крыльями мельницы…
Также всё было во время античное,
Вряд ли что осенью этой изменится.

Солнце, как прежде, взойдёт на востоке
В небо России фиалково-синее,
Лишь леденеющий лист в водостоке
Просит: «Спаси меня!»,
Плачет: «Спаси меня!»
Сирый листок, не имеющий имени,
Просит: «Спаси меня!»,
Плачет: «Спаси меня!».