Бесполым путём, как весенний дубовый побег,
решил развиваться парнишка со школьной скамьи.
Невзирая на то, что его унизит узбек,
сующий в слово «бамбук» украинское «і»,
или бабка заезжая вспомнит подпольщика Митю –
как он водку глушил да вонял на две трети тайги –
мой герой подчинялся лишь собственному наитью:
хоть там коммунизм грядёт, хоть пандемия цинги.

Окончена школа. Вокруг – кимирсеновский бункер.
Правда, чуть-чуть трещащий, но до свободы
ещё как до Тау Кита… И обильные слюнки
текут при виде парнишек вне общей моды.
«Я к ним примкну! – решает подтянутый юноша,
но, химию сделав, приходит с мордой разъюшенной
(именно у таких почему-то просят лаве),
а после двух месяцев в койке сам не поймёт,
отчего, пропуская факультативное «в»,
«деушка, где тут молочный?» – спросит его сексот.

Пацан взглянёт на рубашку – застёжка правосторонняя,
сисек вроде не видно… Обидится, но ответит.
Пыльная придорожная рябина – не то арония –
горечью подтвердит, что он уже на примете
куражащихся врачей в тюрьме райвоенкомата,
точно Андропов алчет свежей крови по ту
сторону бытия, где ушлым чертям на брата
требуется не агнец, а парень с мозгами в поту.

Сброд из госорганов смотрит – ёшкин ты сарацин:
он же совсем не стареет – ни в стронции, ни в свинце! –
и отряжает двух фронтовичек, чтоб шли, аки на Берлин,
на городок мальчишки с фамилией через эсцет.
Шпых!
Турлурпых!
Облапали проигрыватель, ксилофон,
вывонялись на кухне, обложенной хризотилом,
сглазили сувениры и удалились вон –
показывать, как в троллейбусе им стоять не по силам.

А он, прохрапев полвечности, как Нуф-Нуф,
вышел во двор, даже в зеркало не взглянув.
«Деушка! – раздалось у знакомого стадиона. –
Где тут по блендерам новая мастерская?»

Поймав огонёк во взгляде школьницы недоумённом,
он уже понял: не «в» она – «д» пропускает.