Не может быть, чтоб я из Коськи выжал всё!
Ведь мы в соку ещё – берёзовом и дынном,
а вот глядишь – гусей невидимых пасём
на двух лежанках без жилеток и камина.

Моё обломанное сердце-импотент
всё перепробовало – даже жидкий гелий –
и снова бьётся, но теперь уже об стенд
с бензоглотателями опытных моделей.

Была б машинка – замутили бы пикник
в каком-нибудь незасорённом кленограде,
разбавив скучный одногрифельный дневник
эмульсионной новизной фурора ради.

Поговорили бы о смысле шума рощ,
не понаслышке ощутимого ушами,
да о катарсисе… А то, гляди, помрёшь,
ища таблетки от замшелости в «Ашане».

В таком весёлом и беззлобном братане
ресурса больше, чем в инерции ракеты!
Но беспредел и равнодушие в стране
волнуют Коську, а не песни и рассветы.

И получается – кто в лес, кто по дрова
на восемнадцати жилых батрацких метрах…
Объединяют нас лишь чай да пахлава,
что за компьютерами тают незаметно.

Я тонко чувствую, как взбродит общий мёд
у двух сметённых в тесный бак полуевреев:
пахучей «Маздой» веселуха ниспадёт
на Костюгана волей местной лотереи –

и он поступит не как подлая свинья,
а как любой – на выбор – Петя, Вася, Феликс…
Видать, глаза мои, не знавшие вранья
и форс-мажоров, до сих пор не наревелись.

Покуда ж нам, как двум галушкам в молоке,
обнять друг друга удаётся раз в две зорьки,
для нас событие одно – как при совке:
дождаться пенсии, пайка и авизовки.