Столица упрямо пряталась в хрущовки свои уродские
И стаи вороньей нежности гнала по дворам вокруг;
Мы тоже крутили Летова, мы тоже читали Бродского:
Хотелось сказать столь многое,
Столь многое, милый друг!

И небо – как души, серое, – тащилось за нами следом и
Навязчиво оглашало о грядущей за ним зиме…
Мы снова читали Бродского, мы снова крутили Летова:
Ведь каждый из нас – Егорушка с Иосифом на уме.

А знаешь ли, все прощается: стихи и грехи для галочки,
И галки по закоулкам, где чекушка равна нулю;
И эти смешные проводы, и эти в колесах палочки;
И даже тот факт, что я тебя сильнее, чем ты, люблю.

Ты в прошлом был красным воином, а я – инфантильным юнкером,
И, может быть, мы в гражданскую вопили друг другу: «Пли!»
Теперь я сижу в реалити, в контакте с ночным компьютером, –
И плед без тебя мерещится участком сырой земли.

Окно тарахтит на форточке, как пальцы на дверцах поезда,
И вечным Христовым отчимом летит эмигрант на юг:
Ромео с Джульеттой – вымысел: действительны – только повести ,
И больше сказать им нечего…
Все сказано, милый друг.

                                                26-27 ноября 2012 г.