Напротив котельной твой дом - смурная высотка.
Бросишь взгляд на каскад оконных пустот -
и в тело червём вворачивается чесотка,
ещё и командует: 'Встать! Зуд идёт!'

Стеклянных зениц бесчисленные вертепы
ответно глядят - а что я сделать могу?
Последний червонец как раз по усам Мазепы
разорван и еле виден сквозь дождевую фольгу.

Стоны заевшей звезды ещё советской эстрады
растрогали б напоследок городского романтика,
но за пятнадцать минут масленичные обряды
надоедают своей квашеной фоносемантикой...

К чему утешенья: ты тоже бывал в Америке
и преподал квасным патриотам науку.
Тебя узнают кассирши престижных обменников;
с тобой никакая старушка не станет сюсюкать.

Вдыхаешь воздушное пойло молочно-винное -
и всё заполняет чесоточный аллерген.
Прощай вместе с 'Маздой', редиска персиковидная!
Хочешь услышать меня - ожидай перемен...

Можно кирнуть, можно нанять херувима,
можно глотать китайский аналог но-шпы,
но ты не придёшь: скорей Филемон Рахимов
первому встречному сплавит Бавкиду Иошпе.

Так что мотай скорее в расхваленные края:
там на один супермаркет автосалонов тьма.
И над диваном повесь бубнового короля:
ему столько лет к лицу знаковая чалма.

И не сочувствуй мне. Я потому посмешище,
что сексуальную тачку забыть никак не могу,
как вспоминает дедушка давно никого не чешущую,
почти фантасмагорическую Курскую дугу.