Давал уроки фортепьяно за право приходить в солярий, в городе было душно и пыльно, мухи и конопля, придумывал много разных историй – вот здесь был Крез, а вот здесь был Дарий, за это брал не то чтобы много – каких-нибудь три рубля. Она ненавидела фортепьяно, хотела Bugatti с ручным приводом, хотела ночью ходить по водам, а днем доставать из ваз обрывки слипшейся карамели, и если следовать этим модам, то всё преходящее год за годом скрывать походя от вас. Они встречались всегда во вторник, и здесь морали любой поборник нашел бы нечто, о чем другие не говорят. И он садился за фортепьяно, чтоб все долги перевесить, Яна не знает отчества и изъяна, но карамельных ошметков пьяно ложится на нёбо яд. Они встречались всегда во вторник, на это сказал бы любой затворник, что смысла нет выходить ни в скверы, ни в садики-на мосты, что смысла нет им гулять по водам, а нужно быть со своим народом в годины тяжкие и простые, что тоже не так просты. Что смысла нет изъясняться вчерне, себя хвалить за этюды Черни, и если есть где-то мир дочерний, он, кажется, не для нас, они играли – ну так им надо, и был период полураспада – всего лишь миг, на платке помада, столовая соль для глаз.