Эх, Лемаршаль-Лемаршаль... Ты совесть имел?
Взял и покинул поклонниц – но дело в другом.
Кто ж при таком роковом медицинском клейме,
будто ни в чём не бывало, гоняет фургон?

Всё тебе вторило песней: и ветер борзой,
и каблучковая дробь откровенных кулём...
Стоит ли тяжко вздыхать? Ведь с моею шизой
раз в миллиард меньший риск помереть за рулём.

С талантом тебе повезло, но первично – с отцом:
хобби твоё и кредо он принимал.
Надо же – инфраструктура двух хромосом
нежный цветок вписала в надгробный овал.

Верят фанаты, что встретят тебя в раю
в самых удобных для гонщика башмаках.
Хотелось бы видеть, как рикша или каюр
освобождается от прав ишака.

Франция демократична – не говори!
Что пацану до пенсионных реформ?
Мир по сей день влюбляется в Грегори,
разум вернувшего в бошки одним рывком.

Нечего в прошлом отыскивать свой микроб:
просто судьба вульгарна, как ихтиоз.
То, что нельзя ворошить, я чуть-чуть разгрёб –
так на лету помидор целует утёс.

Лишние годы теперь, как резину, тяну –
мог бы давно кайфовать в параллельной весне.
Смерть – это лишь переход на другую волну;
разница только в реакции кварков извне.

Не первые ноги, тиранившие «Рено»,
сдали позицию и отдыхают в гнилье.
А мне б вместо бабских «покушай» только одно –
воздух в покрышках при ветре в дезабилье.