Триста лет один и тот же ворон
Прилетает под моё окно.
Триста лет он ненасытным вором
Из колосьев шелушит зерно.
Триста лет со стареньким ружьишком
Возле бани прячусь я в траве,
Не убью - набью хотя бы шишку
На его цыганской голове.
Триста лет одна и та же сцена:
Ворон, бляха-муха, ё-моё...
Прилетает, я палю с колена...
И подводит дряхлое ружье.
Шлёпает, как по воде мешалкой,
И разносит в клочья белый свет.
Выбросить проклятое, да жалко:
Железяке скоро триста лет.
Ворон взмоет чёртом над пшеницей,
Каркнет и уйдёт за косогор.
Я останусь... чтобы материться
И плевать в разболтанный затвор.
Но не так уж ах мои делишки,
Скоро брошу изводить свинец:
Прочитал я в популярной книжке:
Триста лет - и ворон не жилец.
И хотя, как Русь под татарвою,
Триста лет скрываюсь я в траве
И плачу пшеницей яровою,
Будто этой самой татарве,
Но вот-вот издохнет эта птица,
Я ружьё сменяю на Дюма...
И моя отборная пшеница
Потечет рекою в закрома.