В четыре дня наставшая зима,
слежавшаяся даль, сметанный полог
полей, восторг зверья; привет, тюрьма
жилья у лесника, чей вечер долог,
как Калевала; слышен знойный скрип
поленьев, и стволов в метели; слышен
какой-то дальний осип, что осип,
спорхнув пониже или прячась выше.
О Хаммонды ветров и Муг фрамуг!
Их пенье наполняет лежебокий
и вязкий сон дневной; и ни разлук,
ни встреч, одне трескучие сороки,
одни стволы и наизнанку Брайль
лесных следов – слепому постоянству
себя занять, а в остальном – печаль,
ни к подвигам не тянет и ни к пьянству.
Зима в лесу, с сосулькой на носу
и топорищем в жарком голенище;
разбавит спирт, нарежет колбасу,
и свищет в сосняке, и что-то ищет,
примет каких-то, а чего примет?
о чем они глядят? кому их надо?;
мороз срезает запахи, а цвет
лишь обостряет; плитка шоколада
тверда – не раскусить,и колбаса
что каучук;и только спирт веселый
и бодр, и нагл; на небе – три часа,
за автострадой курят трубки села.
Такой вот лес, из детской раскладной –
в картинках – книги,звавшейся гармошкой...
Ну, по одной – а с кем здесь по одной? -
собаки нет и там,в избушке,кошка.
Так, значит – с этим миром без меня.
Хожу, слежу, как будто тут нехватка
всех пунктуационных знаков дня;
лист на снегу – потерянной перчаткой.