И всё-то было бы Париж или Донбасс,
когда б мелькать не стали Юрки, Витьки, Ромки...
Ему полвека обещают звёздный час
и не дают. Ты представляешь степень ломки?

...Когда ещё не бронзовели светофоры,
он до зари повелевал пыльцой софоры,
и в шесть пятнадцать Л-образный холмик дзота
дышал поллюциями маковок осота.
В его владениях лесничий не курил,
стволы учились синтезировать берилл,
а как съезжались одноклассники на отдых –
берилл огнями прорастал в светодиодах.
Но вот один из подававших семь надежд,
припомнив, как гудят Белград и Будапешт,
заставил петь другую ноту эльфов храм:
никто не слышал, как исторглось «по рукам!».
День начинался с безобидного асфальта,
хотя проектные клаксонщик и стритфайтер
уже кричали в матке шимпанзе-рахита –
до божьих пьянок – неуверенно, прикрыто;
все расчленёнки ожидались век спустя,
большими планами в подсобках шелестя.

Калека мира – разве что не с костылями –
себя таким же созерцает в голограмме.
Не надо спорить: конкурентов убери –
и по щебёнке не догонят почтари
светло-зелёное пятно на серой ленте...
Тут не зазнайство – тут аорты сорван вентиль.
Чтоб правду-матку не швырять ему в глаза,
молчит ноябрь, что синь дорог давно сиза.

...Склероз – не радость, но мечтает старый дзот
услышать сдержанное: «Эх, забыл канистру!»
С другим отшельником природе повезёт –
успеть бы этого свезти к таксидермисту.