Зачем ты мне дал этот голос на десять минут, вложил в уста мои страсть, вот так захлебнусь от страсти, сказал – персонажи из плоти и крови могут, но не умрут, какой уж там Страшный суд и души в кромешной пасти. Нет, византийская искренность эта и мне претит, извлекаешь корни трехзначных чисел со дна морского, в Петербурге однажды мой гимназический аппетит заставил меня сложить никогда не бывшее слово. Ах агнец божий, ах королевский вассал, ах чахотка и строгая литургия, мир, в котором я вас создаю, непомерно мал, сотня зеркал и логово злого змия. Зачем ты мне дал этот голос, потом отнял, под северным солнцем нерасторжимы узы большой привычки, все наши любови – корень числа, который, конечно, вял, мне пора начинать курить – я уже накопила спички. Ты знаешь, была бы я не я, а кто-то другой, кто-то третий, четвертый и так в бесконечность к нулю устремленной, ты знаешь, я бы ходила по Невскому вниз головой, словно повешенной в картах таро и сединами убеленной. Для каждого человека уготовано несколько бед, несколько радостей, пятен помады на выбеленных салфетках, а я накрываю зеркало, думаю – и перед кем мне держать ответ, возможно об этом сказано в тех вон твоих заметках, конечно ее будут звать зефирно, как-нибудь «херувим», как этого пажа в «Цирюльнике», демонологий духа мы носим в себе так много, что выплюнуть их хотим, но нас настигает фиаско, точнее сказать – проруха. А вот на последней странице сказано – всё-то она поёт, она поёт и лето красное, всё-то тебе припевы, верни свою плоть ему, сними с себя этот гнёт. Да, кто-то тебя крадет, а ты вспоминаешь – все вы…