Когда помидор каталонского солнца
                           Достигнет размеров тарелки с гаспаччо,
                           А запах безделья, магнолий и йода
                           Омоет вершину горы Тибидабо,
                           Отпев на коленях воскресные мессы,
                           На улицы хлынут потоки меланжа,
                           Заполнив глазами проулки и скверы,
                           И каждый завяленный окорок в барах
                           Не сможет спастись от нарезки хамона.
                           На площади у кафедрального храма
                           Танцуют сардану, танцуют свободу,
                           Не веря, что круг этот тоже порочен,
                           А дальше, за площадью, шумная Рамбла
                           Уже собирает зевак с кошельками,
                           Торговцев цветами, воров и фанатов
                           Футбола, Колумба и Черной Мадонны.
                           И все эти люди, их пятна и тени,
                           Счастливые лица и грустные лица
                           Проходят сквозь стены, врезаются в память.
                           И память-птенец оперится к полудню,
                           А после сиесты она уже – птица,
                           Не мироточивая женщина-птица,
                           Которая прячется в струны и струи,
                           А та, изваянная в шелковом камне,
                           Что правит осанку детей Арагона.