Я – эмигрант из той чужой страны,
В которой всё пронзительней и ближе…
Как ищут бога по листкам Корана,
Я знал её из сокровенных книжек,
Двух мотыльково-солнечных романов:
Над Мойкой и у Северной Двины.
Один лишь раз мне жребий выпал плыть
По главной вене Родины великой:
К тишайшим плёсам жались берега,
Ночь пахла мхом, Ягой и ежевикой…
Дул Сталинград. Казалось, на века
Металл в груди курганов не остыл…
Подростком раз я залетел в Сибирь,
Где отчим мой застраивал болота.
За тыщу вёрст от царского Тобольска
Я видел чумы с борта самолёта,
Студёным вёдром пробирался скользко
Меж мшистых срубов, пьяни – до Оби…
В Москве прошёл по Красной и Зарядью,
Где что ни храм – расстрижен иль расстрелян…
Билет в большой шёл за флакон “Climat”.
В борделе бывшем – академотеле –
С профессором-якутом до ума
Довёл я кран и принял ром изрядно…
Да, помню Кремль, и в давке душный ГУМ,
Где бил фонтан оазисом в пустыне.
Мерцали пантеоны и святыни,
Как маяки, в гнилой воде по пояс…
Вдруг – Чу! – зубовный скрежет, лязг и гул:
Так режут танк иль ржавый бронепоезд…
Агония империи, столицы
(Грузин был демон, грек Гаврил – д…о)…
Я был в Москве в день мятежа Советов:
Тот Белый Дом «Титаником» на дно
Ещё не лёг… Светилась правда в лицах
(Как их умыли кровию рассвета!)
Нет, не забыл: ещё тобой лишь горд я:
Ты и теперь – светлейший перед Богом,
Фантом Европы, пасынок России,
Злой гений, Грей, всех жалящий ознобом
Сердца. Так шхуна среди высохшего моря
Подъемлет к небу паруса косые…
О, Питер, - жертва, но с мечом мессии!
Ещё от крёстной слыхивал я сказ:
В орловских чащах Лимовой есть хутор.
Там дядюшка покойного отца
Дымит махоркой первозданным утром,
Дремучий бор приветствуя с крыльца…
Но не припомнить уж его лица…
Как родина пронзительна без нас!
|
