ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЛАУРЕАТОВ ПОСЛЕДНЕГО ФЕСТИВАЛЯ

АЛЕКСЕЙ ТОРХОВ

ОСЕННИХ ДЕЛ МАСТЕР

козыри клёны…
а что вообще происходит…
влюблённым…
даже вдвоём становится грустно…
это искусство…
несомненно это искусство…
взглядом справа налево…
не схватить а потрогать…
ты это знаешь от Евы…
а я пожалуй от Бога…
осень опять затянулась…
дорогой сигаретой…
«прощание с летом»…
без фильтра…
вдыхаю твои испаренья…
ты от меня проснулась…
не со мной…
где то…
день опять отлетает…
в небесном ночном узоре…
«Украинских авиалиний»…
уходит…
безветрием комкает флаги…
неровною строчкой длинной…
мысль о тебе…
пришита к бумаге…
пальцы утонут в колоде…
взболтают всполошат перессорят…
спутают карты…
всё на ту же школьную парту…
выпадут листья кленовой масти…
на них дождинки слезами…
ну что ты родная…
я не шулер а просто…
осенних дел мастер…
с вечереющими глазами…
в мечтах не по росту…


МАЙЯ БОРЕЙ

Одуванчики пачкают китайские платьица
за это мама их ненавидит
а я здороваюсь с ними за руку
а я здороваюсь с ними за руку

Они глядят золотыми глазищами
громко взывая к моему безумию
а мне их кормить совершенно нечем
а мне их кормить совершенно нечем

Меня бесит их горькая неистребимость
Упоенно и нежно топчу их ногами
Гибнут без звука
и опять вырастают

Одуванчики –
стойкие неоловянные
солдатики раненой детской памяти


НИКА АЛИФАНОВА

РЖАВАЯ ДУДОЧКА

Маленький ангел во ржавую дудочку –
Песню о фее в горошковом платьице.
Нежный ренет на каемчатом блюдечке,
Как заведенный, старательно катится.
Катится, катится…  Скоро покажется…
Краешком глаза – далекое. Поровну
Делится счастье пропащее. Вяжется
Мятый венок изо всякого сорного –
Сумка пастушья, полынь, одуванчики.
Все проступает светло и пронзительно,
Если у ангела в тоненьких пальчиках
Дудочка ржавая. Знак вопросительный –
крохотный – жмется в конце предложения.
Фразы из песенок – лепятся, лепятся…
Стихосложение, мыслесожжение…
Вверх по прогнившей облупленной лестнице
В мокрой накидке колора мышиного
Лезет создание нам непонятное –
Жабернодышащее, чешуекрылое,
С виду тщедушное, но необъятное
Тьмяное  облако мрака осеннего.
(Из-под полы выбивается платьице…)
Длинно и косо падает тень его.
Солнышко светится. Яблочко катится.


ЛЮДМИЛА ГОНТАРЕВА

В двадцать ноль-ноль вымирает город,
тишиной напрягая случайных прохожих.
А за стеной невидимый ворог
разводит костры прямо у подножий
гор и домов, окутанных в мрамор
недолгих столетий и вечных мгновений.
Тонкие пальцы растений за рамой
касаются стёкол мужей откровенней.
В двадцать-пятнадцать усталая кожа
примет черты целлюлитного воска.
Скрипка минорные крылья сложит,
переместившись в футляра повозку.
В двадцать с немногим ещё есть время
перемыть после ужина чашки и ложки.
Месяц младой в фиолетовом небе,
как сексапильный герой с обложки,
смотрит в окно немигающим оком:
«Как?! Вы не приняли анабиоза
порцию?» Пятимся в темень боком,
наконец принимая обмякшую позу.
В двадцать с три четверти ждём на диване
заставку привычную передачи
«На добранiч, дiти!». И в сна кармане
ещё надеемся на раздачу
осколков утра. Кому – побольше,
кому – поярче, кому – в стакане.
И так по кругу в рутинной толще
бредём годами, летами, веками…


ЛЮДМИЛА НЕКРАСОВСКАЯ

С обветрившихся губ лижу шершавость слов,
Покалывают грудь молекулы озона,
Босою по душе прошлепала любовь,
Придав особый смысл всем жизненным законам.
И тороплюсь сказать: в усталости ночей
С бесцельностью дорог бездомного пространства
Я буду ждать тебя всех дольше и верней
С наивностью надежд в огранке постоянства.
И принимая все: жару и частый дождь,
И радужность миров, я не устану верить
В тот самый звездный миг, когда ты подойдешь
И тихо постучишь в незапертые двери.