"Лабиринт, из которого убегают Дедал и Икар, — это вы- ложенная мозаикой площадка с обозначенным на ней рисунком танца, которому должны были следовать тан- цоры, исполняя танец куропатки".
Роберт Грейвс. Мифы Древней Греции

"Ласточка, о погоди хоть немного! К солнцу неблизкая наша дорога"…
Алджерон Чарлз Суинберн. Итис (перевод с английского Г. Кружкова)

1.
Усталый читатель, добредший по строкам
До мест этих дальних в провинции книги,
Живого внимания выжатым соком
Давай окропим ниву старой интриги!

Бездельнику старому (автору то есть),
Лишь ты, терпеливый, взобраться поможешь
На ту высоту, где живет эта повесть,
И мы полетим в ней к финалу, быть может.

В начале же мифа,-  а он об Икаре, -
Герой еще спал, а папаше Дедалу
Житья и покоя уже не давала
(При том, что всем прочим конечно давала)
Всея Крита первая леди. В угаре

Любовном она умоляла: «Дедал, о!
Идей у тебя и решений навалом,
Но как Посейдонова стада герою
Отдаться, придумай!  Плачу тебе – втрое!»

Воспрянул Дедал. Олимпийцам молебен,
Воздав (Те смеялись: «Ну, горе-кулибин,
Попал ты, однако! И в Гугле, похоже,
Не сыщешь конструкции нужного ложа!»),


За дело он взялся. Придумал корову
Со входом где надо быку. И корову
(То бишь Пасифаю) засунул в корову,
Приладив что надо где нужно. В корову


Войдя и изменчивость тайную линий,
Постигнув, любовник под кроною лавра,
А после в тени кипарисов и пиний,
Отдавшись процессу, лепил Минотавра


Слепой от любви героине романа.
Слепил и убрался. Прозрела бедняга.
И Миноса вмиг, хоть и слыл он тираном,
Смягчила очей изобильная влага.


Дедала, призвав, он сказал: «Спрячь ублюдка,
Как спрятал я мысль в лабиринте сознанья,
Иначе – клянусь я отсутствием рифмы,
Мутанткой-строфою клянусь шестистрочной,
Что я арендую подвалы Гефеста,
На славу сварю из тебя я варенье!»

Дедал - к олимпийцам. Затарившись водкой,
Привычно по пьяне Гомера читая,
Они развлекались. Муз строгая стая
Внимала с тоской – терпеливо и кротко.

О бедном Дедале замолвите слово,
Чтоб было убежище монстру готово,
О Музы! И Музы замолвили слово
О бедном Дедале. Жилище готово.

Рогатый наследник рогатого трона,
Покинул наш миф для себя без урона.
О, смысла шахтер, в своих шахтах живи же
До смерти! А нам - на поверхность. Мы - выше!


2.

Как тянет за хвост хулиган котофея,
Как Репина тянут бурлаки к потомкам,
Как тянет с наградой для Золушки фея,
Так мы, ковыряясь в носу у обломков

Чужого рассказа, у Миноса снова
Дедала находим, и царь без апломба
Излишнего, правда, но, в общем, сурово
Речет: «Призову Пуаро и Коломбо,

Люпена и Холмса и Стива Кареллу
Расследовать чтобы – зачем ты задвинул
Корову вот эту на троне в корову,
Которая фейк?» А Дедал ему: «Миня!,

Мой кореш мифический! Подлую свору
Сюда не зови – это гибель культуры!
Они всем пришьют по статье без разбору,
Нас сделав героями литературы.

А следственный эксперимент коль затеют,
Стараясь пробиться - представить мне жутко -
К святой Пасифаи невинному телу?! -
Тогда Минотавр нам покажется шуткой…

Давай сохраним в чистоте наши рифмы
Как тело хранят в чистоте наши нимфы!
Не выдай им виз! Разберемся без них мы
В потоке горячем мифической лимфы!»

«Корову в корову,- добавил он кисло,
Задвинул, как это бывает нередко,
Я для удвоенья начального смысла –
Раба так сажают в железную клетку.

Практических курс я с царицей занятий
Провел, и, старательно сняв все размеры, –
Окружность, длину, амплитуду объятий,
Давление тел и земной атмосферы,

Я тут же вместил то, что нужно в что надо,
И стала на Крите любовь вдвое выше.
Теперь за твоею стремлюсь я наградой,
Как ласточки к солнцу стремятся над крышей!»

А Минос на Вы переходит: «Учитель
Я Ваших трудов принимаю заботу!
Конспекты уроков Вы мне предъявите
Практических, чтоб до седьмого я пота

Потел, обучаясь. Чертеж всех конструкций
Увидеть хочу, чтоб понять, как куются
Высокой любви подземелия дети,
Откуда весь мрак проступает на свете?

А после – награда, учитель - на крышу
Поможем взобраться, – тем лучше, чем выше!
И ласточкой к солнцу ль, в подвалы Гефеста ль
Летите! Сейчас объявляем сиесту».

Мечтал о высоком полете напрасно
Дедал, а моя еще песня не спета.
Читатель! На крыльях куриных сюжета
Полет мы продолжим вполне безопасный.

(Скажу по другому: Коль связан сюжетом
По крыльям могучим и клятвою связан
Лететь до финала, ты можешь поэтом
не быть, но вот курицей быть ты обязан).


3.

Дедал до Икара доплелся. К Икару
Мы, значит, вернулись. Ни грустен, ни весел,
Как русский дурак на печи, он на шару
Всю сказку проспал, сладко слюни развесив.

Не то, чтоб папане в занятиях трудных,
В теориях ладных помочь хоть немного,
Ан нет! Древнегреческим сном беспробудным
Себе сокращал он к развязке дорогу.

Папаша: «Читал о Жуковском и Райтах-
Брательниках, крылья, лепивших с похмелья?
Чем хуже мы? Зад поскорей поднимай-ка –
Миноса с Гефестом лишим мы веселья

С вареньем вприкуску! Берись-ка за доску,
И в старую блузку, чтоб не было склизко,
Ее оберни-ка, облей сверху воском,
Теперь испытаем без писка и визга».


Куриную гузку - богам, чтоб - ни треска.
Без тряски, огласки. А снизу – как фреска
На небе. Секут Пасифаины глазки,
Скользят как по небу как в сказке - без смазки


Две птицы. О, нет – птеродактили! Лица
У них человечьи. Опомнись, царица! –
То прошлое вдаль улетает навеки,
Будь птицы то, монстры или – человеки…


4.

Полеты бывают пяти категорий.
Но автору за свои пять на шестнадцать
Летать не пришлось (со стыда подеваться
Куда мне ?)– итак я пишу a priori.


Полеты во сне - наяву от бессонниц
Случаются и меж собой они квиты.
Полеты валькирий в Большом - это помню.
В Таганке – пониже, - полет Маргариты.

Эринний полет в «Эвменидах» Эсхила,
О кто не читал о них – жил ведь едва ли!
Франческа Паоло в полете любила
И в круге втором – в круге вечной печали.

Другое мое поглощает вниманье,
Скажу, обстоятельство – гложет сомненье-
К полетам, увы, не имевших призванья
Я сделал героями стихотворенья.

Забыл рассказать – что на крышу подняться,
Пришлось-таки нашим героям, иначе
Они б не смогли от земли оторваться
И выполнить с честью условье задачи.

(Иначе опять: срикошетивших с крыши
Сравнишь ли читатель хотя бы на йоту
С полетом стихии описанной выше,
Точнее – с летавшими выше в полетах?)

Папаша, весь мир повернувший к кошмару
Пустых технологий, густых словопрений.
Сынуля – он ползал и спал - все на пару
С Дедалом-отцом – однозначности гений.

Однако по воздуху хлопая скоро,
Он ласточек видел, у солнца паривших,
Себя же, себя же он чувствовал вором,
Укравшим, присвоившим света излишек.

Он к солнцу взлетает – и воска покрышка
Стекает и капает с доски и блузки
И гром среди ясного неба –отрыжка
С Олимпа - куриная съедена гузка.

Смотрел, на Пегасе Персей пролетая,
Орел, в Прометееву печень врастая,
И Муз, мне любезных суровая стая
Смотрела как крылья Икара, растаяв,

Уж не были крыльями боле. А впрочем
Они же, по правде сказать, изначально
Ведь крыльями были, читатель, не очень.
Печально тебе? Мне совсем не печально.

Ведь здесь начинается впрямь для Икара
Не хлопанье досок - полет настоящий.
И пусть раскололась банальная пара,
Но снизу на сына в испуге смотрящий

Смотреть будет вечно. То пытка похуже
Сизифовой. Над Средиземною лужей
Икар пролетал и убого заужен
Был мир тяготенья под ним. Ну же, ну же,


Ты в вечность лети! (Олимпийское кодло
Бессмертье свое пусть жует как повидло,
Как жвачку на пастбище сытое быдло,
Планктон – Посейдон же и прочая вобла!)

5.

Понятно ему – обречен на куриный
Полет изначально он был по сюжету,
И слышать отчаянный писк комариный:
«Спустись и опомнись, вернись же, о, сыне!»
И также понятно, что дело не в этом.

И так же понятно, что жизнь улетает,
Увы – навсегда и свободно и дерзко.
О, Музы, замрите! Икар совершает
Свой выбор. А нам же последняя врезка

Еще предстоит в постсюжетные сопли,
И пусть она тверже – сюжета не сдвинет,
Коль к воплям Дедала, теряющем сына,
Пришпилим своих извинений мы вопли.

Прости, о Икар, нам начало рассказа
И выводы наши, что ты – сонный дурень,
И то, что тебя раскусили не сразу
И то, что тех строк мы не выбросим в урну, -

Чтоб помнить и знать из какого упора
Полет вырастает… Прости же, прости же
Нам наше упорство в желаньи повтора
И зрелища. Нам – на поверхность. Мы - ниже.

Безветрие. Полдень в каком-то столетьи
Над ласточкой, павшей с небес копошатся
Всегда равнодушные, вечные дети –
И тронуть ее и не тронуть боятся.

Взлетит или нет? Им терпенья не хватит,
И зренья не хватит увидеть при этом:
Полет не прервался – он крыльями платит
Всегда торопливым куриным сюжетам.