Был же век золотой, осененные солнцем дубравы,
Пчёл ручных сладкий мёд и загар захмелевшего тела,
Серн янтарные очи не видели раны кровавой,
А на ветках восковость плодов, соком полных и спелых.

Но приходит серебряный век, век простой, трезво-ясный.
В нем все поровну: горе и радость, и труд и веселье.
Но весы пошатнулись, хоть разума век и согласья,
И, покрытые пеплом, хлеба на полях поседели.

Кровь в колодцах кипит, и ревёт всюду скот одичалый.
И младенцы на ноги встают рьяно, хищно, сурово.
Похоть, будто болезнь, на мужей нападает. Не стало
И у женщин стыда, словно после напитка хмельного.

А земля – не земля, а лишь пыльная рыжая глина.
Грохот кузниц. Гудят все дороги так, будто им снится,
Что по ним тяжело и спесиво сполошною лавиной,
Все закованы в медь, боевые плывут колесницы.

Возле мёртвых ключей и в зловещих скалистых притонах,.
Среди гор и холмов и в степи неоглядной без края
Не пугливые мавки, а гнёзда свирепых драконов,
Не дома, а твердыни из красного камня взрастают.

Медный век – это ты, и твое ненасытное солнце
Неподвижно и мутно висит над сухими борами
И звенит и гудит и гудит… неужели не сон то?
В преисподнюю вход вдруг открылся вдали за горами.

Там пустыни смертельная жажда, всплеск лавы кипучей,
И грядущего жадно алкают лихие ворота.
Утонуть ли в зыбучих песках, оборваться ли с кручи,
Или медленно сгинуть в зловонных и ржавых болотах.

Воспевать львов и змеев, и кровь и горенье отваги,
Золотое руно, что в таинственной роще сокрыто,
И, бряцая оружьем, собраться, чтоб хищной ватагой
Замок приступом взять или быть в этой битве убитым.

В грабежах и насилье бессмысленно кровь проливая,
Покоряя весь мир, в поединке с самими собою
Отделяем мы зло от добра, грех смертельный от рая,
Прославляем мы верность, невинность и жертву героя.

Чтоб когда небеса сталь покроет свинцовою тучей,
Сталь грядущей эпохи, и круг свой извечный закончит,
Холод века железа предстал нестерпимым и жгучим,
И казался прекрасным и светлым, великим и прочным.

Неизменна земля, но на ней все меняется вечно,
И рассвет золотой в серебро превращается в полдень,
И расплавленной меди озёра вливаются в вечер,
И застынет железо в нас ночью, туманами полной.

Этих пут крепче нет, и не смог их никто ещё сбросить.
Дни и месяцы, вёсны и зимы сменяют друг друга.
И в рубцах наше жадное сердце всё большего просит,
И движенье ему суждено по порочному кругу.