Григорий Дикштейн: “ДАВАЙ,  БРАТ,  ПОПЕНЯЕМ НА СУДЬБУ…”
Заметки автора радиопередачи “Поющие поэты”(радио  «Новая жизнь», Чикаго)

       Речь пойдёт не вообще о песнях, как таковых, а о жанре именуемом «авторская песня». Термин этот более чем приблизительный. Мне по душе, вслед за Булатом Окуджавой, называть его  «поэтическая песня». И не мне одному… Это и поточнее будет, и ближе к обсуждаемому предмету разговора. Ибо сегодня кто только не автор песен! Разве что только самый ленивый. Но если добавить: кто только не поэт! - тоже будет верно. Вон, покойный Булат Шалвович себя поэтом не именовал. И Борис Алексеевич Чичибабин вторил ему: « Поэтом меня назвать - дело людское…» Но это об этике.  А по сути…
        Грустно мне, доргие друзья, писать об этом. Даже скорее досадно… Однако, как выяснилось, многие думают о трансформации облюбованного мною жанра, не один я терзаюсь и переживаю о судьбе его. Следовательно, не одного меня это и касается…
       Мелькнула как-то на «интернете»   публикация, название которой заставило меня вздрогнуть… Первой реакцией было желание воскликнуть, как та лягушка -путешественница: «Это я, это я придумал!» А если вдуматься, собственно, почему только я?
     «Из авторской песни выпал автор,»- таково название статьи. Автор публикации, ни больше ни меньше, - Александр Городницкий. То о чём он пишет, было говорено-переговорено не раз и не два с моими коллегами по жанру и с поклонниками такового… Только всё недосуг было взяться за перо, да поделиться этими мыслями со всеми… Теперь вот делюсь, пускай даже «вторично» - не в этом дело. Мой опыт всё же межконтинентальный. В жанре малораспространнённый.
        Подзаголовочек в статье броский, хоть и не совсем корректный: «Поэзия отличается от эстрады, как любовь от секса». Не глупо! Однако, есть ещё один момент, мешающий мне излагать свои рассуждения во многом совпадающие с мыслями автора статьи. Хотелось бы, полемизируя , а во многом соглашаясь, обращаться к Александру Моисеевичу «застольно», с глазу на глаз или же прилюдно. Главное, в живом разговоре. В поисках истины. Что мы и делали неоднократно, но по другим поводам. В недалёком будущем, я думаю, этот разговор у нас состоится. А пока давайте воспользуемся обнаруженным материалом. Статья небольшая, размером в печатную страничку. И всё же, всю её приводить не буду. Лишь один (с моей точки зрения,  основной) абзац:
   «…В течение ряда лет мне приходилось постоянно принимать участие в работе жюри самых разных конкурсов и фестивалей самодеятельной песни, и я не мог не обратить внимания на то, как необратимо меняется состав их участников. Все больше исполнителей и ансамблей, часто хороших. Всё меньше поэтов, придумывающих мелодии на свои стихи, а уж хороших среди них и того меньше. Не из кого выбирать. И дело не только в физическом отсутствии - вряд ли Россия оскудела талантами, - сколько в невостребованности».
      С точностью до каждой буквы я могу то же сказать от своего имени. Добавлю только, что нарисованная автором статьи картина беда не вчерашняя. Проблема существует уже более десятка лет. Точнее, со времён, когда стало «всё можно». Вот тут-то и проснулись, вот тут-то  и оживились «смельчаки»  да «критики». Уж слушал я их переслушал на отборочных фестивальных конкурсах и в Старом и Новом Свете. И всегда  крутитилась в голове фраза: «Легко быть смелым, если разрешили…» Иногда произносил. Когда уж вовсе было невмоготу.
       Но не страшны были бы  ни  ребята с песнями-однодневками, ни матёрые эстрадные волки, самостоятельно ваяющие свои стишата, с последующим пением «под фанеру», ни заявление популярного автора песен: «Окуджава не мог держать своими песнями стадион, а я могу. Так кто из нас поэт?»  Приходится смириться с фактом: изменился наш слушатель. Точнее, изменился и поредел… Причин несколько: от массовой бытовой неустроенности одних, до разобщенности некогда прочной «интеллигентной прослойки» и откровенной «размазанности» её тонким слоем по всему земному шару… Пришло другое поколение. Подрастающие дети «шестидесятников» далеко не все  приняли романтический настрой отцов, да и прагматизм нынешений вытеснил из многих голов посеянное, как нам казалось, доброе и вечное… В Америке ещё присутствует фактор обеднения, а порой и потери языка.
         Ломятся прилавки от книг и дисков с некогда запретными песнями Галича, Высоцкого, Окуджавы… Сияют галограмной радугой новенькие «компакты» авторов, с побелевшими в ожидании этого счастья головами. Все записывются, все публикуются… Благо, техника теперь упростилась. Но в том то и дело, что ВСЕ.  Каким же уровнем культуры должен обладать  сегодняшний слушатель (читатель), чтоб в этом, воистину, море песен и книг выбрать нечто такое, что даст ему возможность подняться , а не упасть, устоять и просветлеть душой, а не взвыть от черноты и грязи жизни…
     Нас в Америке, слава Богу, гостями из России сегодня не удивить.  Концерты, встречи, творческие вечера, - в том чиле и авторов -исполнителей. Всего неделю назад выступала в Чикаго Вероника Долина, тёплый, близкий мне по духу человек. Сегодня Вероника самый яркий представитель поэтического направления в песне. Говорит: «Грех жаловаться. Народ ходит потихоньку. Интерес пока есть. Правда, за публику приходится бороться. Очень неплохо воспринимается, если в фойе перед концертом крохотные бутербродики выставить, водичку сладенькую, для детишек какие-то крохотные сувенирчики…» Одним словом: рынок. Но, оказывается, антураж антуражем, а приходят всё-таки на песню ПОЭТИЧЕСКУЮ! Это при таком-то выборе «культурной программы» на вечер! Это плюс. Но этот же рынок разрушительно действует на некогда братские отношения межу авторами и клубами. Идёт откровенная борьба за место под долларовым солнцем. Вплоть до бойкотов «чужих», ещё вчера бывших своими. И это уже трагедия. Распад, пока ещё живого организма . Братство шестидесятников, где ты, ау! Идёт война амбиций... Суровая война.
     Интересные вещи рассказал посетивший нас, ещё до своей болезни, Володя Ланцберг. Он, как бы полемизируя с автором статьи, который сетует на то, что знаменитый самый большой фестиваль страны Грушинский, превратился в шоу, говорит о неком противоядном действе возникшем там же. Для тех, кто ничего не знает о Грушинском фестивале (это на Волге, под Самарой, конкретнее на Мастрюковских озёрах) скажу в двух словах: представьте себе гору -амфитеатр, внизу на воде лежит огромная гитара-плот, она же сцена. Всё радиофицировано. Основной концерт проходит ночью. Прожектора, подсвеченные парусники, цветные ракеты… Народу в этом году было двести (вы обратите внимание! Двести!) тысяч. Это грандиозное зрелище. Но газетный репортаж о фестивале напоминает милицейский протокол: выпито столько-то, драк – столько-то, наркоманов отловлено столько-то... А песня где?
    «Давай, брат, попеняем на судьбу...» В моей памяти иные фестивальные картины  «Грушинского». Поверьте мне, как победителю авторского конкурса 1975 года (вот время летит!)  и почётному гостю фестивалей 1976 и 1978 годов - впечатлений на пол-жизни. Ещё год назад, когда на большой гитаре шло это самое супершоу (там умеющие ошарашить, рассмешить, показаться ярко, зрелищно. Даже знаменитое: «Где же наши ручки?!» имеется в наличии), на малых сценах (Был такой:«Второй канал», нынче почивший в бозе) , за озером, звучали тихие умные песни, стихи, продолжается, казалось бы, то что Булат Шалвович назвал умершим. «Авторская песня родилась на московских кухнях в начале шестидесятых и умерла, оставив несколько имён». Это сказал он. Мэтр. Непоколебимый авторитет. И всё же, может не умерла, а просто, как в те шестидесятые, вернулась со стадионов и горы-амфитеатра в комнаты и кухни, в небольшие залы , пришла к любителям поэзии? К той поэзии, как было сказано выше, которая «отличается от эстрады, как любовь от секса…» И это, наверно, правильно. Поэзия никогда не была царицей стадионов. Работа души дело тихое и неспешное. Уж не знаю, обязана ли она (душа) «трудится и день и ночь», но быть ей у человека ох, как должно! И Поэзия тому не помеха. А с Музыкой она и есть Поэтическая песня, которую , слава Богу, и здесь почитают.
     И ещё: бесконечно люблю всматриваться в лица людей посещающих концерты поэтической песни, поэтические вечера…Свет исходит от них особый… И остаётся надежда... Она же, бедолага, умирает последней.

Давай, брат, попеняем на судьбу...

Давай, брат, попеняем на судьбу,
Поплачем о её несовершенстве,
О дураках, живущих во блаженстве,
О мудрецах, блаженных во гробу.
О крае обцелованых вождей,
Где в реках, что ни рыбка,- то пиранья…
Живу, шалея от непониманья,
Казалось бы, таких простых вещей!
Мы  молоты  метали и серпы,
Пред пошлостью сегодня бисер мечем…
Оправдываться незачем и нечем,
Гол и король, и мальчик из толпы…
Скажи, кому нужны игра ума
И смысла потаенные глубины?
Но видит Бог, мы, все-таки любимы,
Хоть поняты не многими весьма…
Давай рванём рубахи на груди…
Пусть даже мы костями где-то ляжем,
Играючи докажем с эпатажем,
Ещё не вечер, что-то впереди!
И ежели с горы - то кувырком,
А с ярмарки,  так тоже не в убытке…
Не с мелочью какой:  иголки, нитки…
А с песенкою, в шляпе и верхом!


Октябрь 2003 г. Чикаго