Леонид Борозенцев

Золотые истоки косноязычия Сергея Негоды

Подробно рассмотрев многие тексты Сергея Негоды –  как стихотворные, прозаические, так и литературно-критические – приходишь к любопытным ассоциациям, которыми хочется поделиться.

Творческий метод этого автора можно сравнить, пожалуй, с упорной работой старателя, нашедшего на своём участке (подчёркиваю: именно на своём, а не на заимствованно-классическом или просто общепринятом  в современой литературе) мощную золотую жилу. Но то ли не досталось старателю сито с необходимым диаметром ячеек и вместо него для промывания используется засаленный лоскут собственной рубахи, то ли (что вероятнее), процесс «выкунания» песка из жилы кажется старателю более интересным и важным (промыть по его соображению, мол, и каждый читатель сможет). В результате же на страницы публикаций попадает текст действительно изобилующий блестящими «золотыми» находками, но не являющийся сто процентным золотом.

Создаётся впечатление, что поток сознания автора (а многие тексты Сергея Негоды в самом деле чем-то напоминают именно эту форму), настолько силён, что творящему просто не хватает времени на исправления и адаптацию. Важнее отследить, запечатлеть в памяти, записать, не упуская ни единой, пусть даже сбивающей с толку, подробности. Уповая на магию слова (и подчас она срабатывает!), Сергей Негода насыщает свои тексты массой авторских неологизмов псевдосуржикового и интуитивного характера, порой кажущихся грамматически неоправданными.  То тут, то там встретишь несогласования и перенакрученность мыслеформ, пародирующую умствования, заумь и непостижимость для линейного восприятия.

Неподготовленный читатель вообще, скорее всего, просто отмахнётся от предложенного, ссылаясь на текстуальную неграмотность автора и пресыщение «непроходимыми дебрями», в которые якобы зазывает Сергей Негода, не давая никакого намёка на существование какого-либо другого проводника по ним кроме, опять-таки, интуиции (на этот раз, правда, читательской).

Читатель же, не смотря ни на что идущий за автором,   осилит дорогу пусть путанную и тернистую, но оставляющую после себя ощущение того, что пилюля, которую пришлось проглотить, скорее целебная, чем «пустышка», что в песке, который налип на подошвы обуви, действительно содержится драгоценный металл.

А вот как поступить с этим песком, когда путь уже преодолён, и последняя страница книги Сергея Негоды перевёрнута, подскажет читательское чутьё: стряхнуть его щёткой лингвоснобизма или всё же ещё раз промыть и переплавить в своём сердце найденные самородки в слиток?

Додаток до рецензії:

Сергій Петрович Негода народився 4 листопада 1967 року на Київщині . Закінчив Київський університет імені Тараса Шевченко механіко-математичний факультет в 1992 році. За фахом математик. Перша публікація віршів в подільському альбомі “Поле литературное” в 1997 році. Лірик. Письменник. Літературний критик. У літературній творчості використовує дві слов”янські мови. Відомий в широких літературних колах Вінниці з середини 90-х років, дякуючи «самвидаву», як автор оригінальних художніх текстів.. Зараз один з редакторів подольського альбома “ПОЛЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ”, а також один із авторів ВІРТУАЛЬНОГО ПРОЕКТУ “EZOS” (http://www.ezos.iatp.org.ua), автор двох книг прози “В МОЄМУ СЕРЦІ – СОНЦЕ” (Вінниця, 2002) та “У ВІННИЦІ, ЯК У ВЕНЕЦІЇ...” (Вінниця, 2003). Переможець першого поетичного рингу, що відбувся 15 травня 2003 року у приміщенні ВДПУ. У лютому 2005 році  отримав диплом «за оригінальність» фестивалю поезії  в Черкасах „Літаючий дах”...

       

Владимир Горшков

"ВИТРАЖИ СОЛНЦА В СЕРДЦЕ СЕГЕЯ НЕГОДЫ"

Новый сборник Сергея Негоды "В моєму серці - сонце" принёс поистине новое течение в литературу. Проза "старого образца", понятная по всей структуре и содержанию любому обывателю сменилась интеллектуальным текстом с огромным количеством фраз, метафор, неологизмов, живущих одновременно своей индивидуальной и коллективной жизнью. Абстрактность мышления и оригинальное воображение, необходимые для чтения подобных текстов, требует ещё и таких качеств, как созерцание частично-целостного образа, удержания в памяти многогранно-монолитного массива смысла текста, готового пропустить огромный поток информации.

Читая такой текст, невольно возвращаешься к началу, теряя смысловую нить поточного содержания. Но это ни в коей мере не умаляет значения художественного текста, напротив, читатель уподобляется путнику, путешествующему по лабиринту,которому приходиться возвращаться в исходную точку огромное количество раз чтобы найти выход. За то в конце пути на него, измученного бесконечностью тщетных попыток, снизоходит благодать и радость того, что смог пройти удавшийся не многим путь.

Характерным признаком сборника прозы Сергея Негоды является также креативный подход автора к языку на разных уровнях. Огромное количество неологизмов, придуманных самим автором, свидетельствует не о бедности словарного запаса, а его особом восприятии лексем и морфем, как строительного материала для творения художественного креативного текста.

Уникальное восприятие, которое не вписывается в рамки стандартного украинского и русского языка. Например, " космогруді", "сонцедзвони", "всекругойдуча земля", "мріє-хмари", "провінційний вишеград", "злюбомудрені", "узвичаєне тпрукання", "стосвічкові очиська", ... не только дополняют, а и своеобразно ограняют контекст, заставляя сначала представить себе отношение автора к происходящему, а затем прочувствовать эстетику неологизма. Выстраданное и выношенное в себе отношение к событиям, растянутым в пространстве и времени, на первый взгляд несут в себе тяжесть критической безысходности лирических образов Сергея Негоды. Но это лишь на первый взгляд. Внимательный анализ и полнота восприятия сборника прозы открывает нам ключ к цели творчества автора: надежда, умирающая последней, живет в его текстах пусть иногда и на коленях, но зато с гордо поднятой головой.

В сборнике отсутствуют "нетленные мысли", но исконная тяга славянской души к светлым и добрым мыслям о вечном претендуют на эзотерическое созерцание падения и взлёта души, поражения и победы личности в социуме, борьбы света и тьмы (читайте текст "В моєму серці - сонце").

Выразительный гротеск христианских храмов в тексте "Місто порожніх курганів" поражает воображение геометрическими терминами описания их структурной мощи, но в то же время ощущается их пустота. Пустота, которая в жизни заполняется паствой, ведь только прихожане превращают архитектурное сооружение культового назначения в нечто большее, чем строение. Сравнение же названий храмов: Воскресения, Спасения, и Стеклянного выбрано неспроста. Если горожане и верят в воскрешение и спасение Христа, то явление Христа горожанам в будущем кажется им чем-то нереальным. Об этом говорит и аналогия: Воскресный путь - Воскресный храм, Храм Спаса - Спасительный путь, Явленский Путь - Стеклянный храм.

В тексте "Вінницькі каштани" Сергей Негода показывает свое восхищение городской весной. Восхищение, смешанное с огорчением ощущения мимолётности. Как хочется автору удержать миг наслаждения от слияния-соприкосновения души с природой, которая потрясает и "богатых и бомжей"! Словно перефразируя классика, Сергей Негода говорит нам: "Весне весь социум покорен".

Образ социума - он проходит красной нитью через все тексты сборника. Чувства героев, принадлежащих к разным социальным группам, их желания, их страхи преподносятся автором с изрядной долей контекстуальной морали.

Чувствуется, как зажимают автора рамки невозможности изменения окружающего его мира. Но как рвется в груди и хочет этого душа писателя! Кажется строки из "Абстрактів внутрішньої свободи": " Звичайно, що він був абстрактним, ні живим, ні мертвим, ні порожнім, ні повним, такий собі рятівний інтелектуальний пучок недозрілих думок, якому завжди докоряли розраду фантазувати, як Божий нутряний гріх, а сум сприймали, як Бісове нашестя." говорят о самом авторе.

Создание такого сборника похоже на создание церковных витражей, когда из отдельных фрагментов разноцветных стекол мастер создает единое стеклянное полотно. Так и Сергей Негода, а в том, что он ещё и не совсем профессиональный художник можно убедится в его рисунках, которыми иллюстрированного издание "В моєму серці - сонце", создает единый литературный витраж-шарм сборника. Необходимо отметить, что витражи Солнца в сердце Сергея Негоды удались. Дай Бог ему сил и вдохновения для других витражей, а может быть и для ...

                                                                                                                   29.07.2002 г. Винница

       

Андрей  Стебелев

Опять о Негоде. Заманал!

(отрывок их письма к Лирикам Т)

Работа над подборкой прозы Сергея Негоды  доставила мне истинное удовольствие. Перед этим я прочитал все наши интервью на вопросы Негоды. Боже, какие мы все же умные! Жуть! Вот только там, на мой вкус, много явных местоимений «я». Вообще-то, возможности русской грамматики позволяют сгладить эту «нескромность», если когда-нибудь станет вопрос о публикации сего увлекательного комментария к трансценденту. Редактору, которого определит группа (чур, не я, а?), на мой взгляд, уже можно браться за работу. Рекомендовал бы приступить к публикации наших интервью уже по частям в «Поле», если такая возможность существует. Как там наш друг Поздняков? Батареи больше не текут?

Что до самих текстов, то работа над ними не составила мне особого труда, за исключением текстов Сережи. Сначала я хотел адаптировать его «Играя Пушкина», но вещь оказалась слишком объемной. Потом я остановился на самой свежей из известных мне вещей «ХИТРЫЙ ЖОРЖ».

За два дня вгрызания в его текст я поистер зубы. Ни одной фразы на привычном мне русском языке, нарушение причинно-следственных связей, общая темень сюжета, смысла, идеи. Я оказался бессильным редактором. Профаном!

Можете посмотреть, что у меня стало получаться, вернее не получаться.  

«Стоя возле покойного, умершего от бездельничанья и не гонявшего голубей на винницких крышах, я раскуривал трубку, набитую самосадом. Скажите, кто в бдениях у гроба не опускал собственные крылья перед скисшей миной врача? Силы мои иссякали, и я подпитывал их, глядя на испарину золотых монет на глазах усопшего. Назло своим злодеям, оказавшимся в комнате, тот не захотел, чтобы его свезли в морг к знакомому патологоанатому. Умерший естественной смертью не нуждался в распаривании остывшего тела, ну и, конечно, покойный из разговоров с родными знал, как врачи этого профиля в своих покоях за определенную мзду пришивают клиентам крылышки. Знал и боялся. А вот маленький Жорж мечтал о крылышках на том свете, ведь тогда можно гонять голубей в раю.

Маленький Жорж сегодня не по своей воле сидел на корточках со своими сородичами,  для которых  внезапная смерть Баламутного Рамазана Хуановича была скорее благом, хотя и заставила их порядочно раскошелиться. Подозреваю, что семейная трагедия вырвала Жоржа из пут детства. Воспоминания мальчика выстроились в хронику последних дней отца, совпавшую в деталях с жизнью вдребезги пьяных обитателей рыжих трущоб Ерусалимки.

Они казались нереальными и уводили Жоржа в гнетущий сумрак, как уводят пациентов длинные коридоры больниц. По эту сторону опыта надменного ребенка √ лицо отца на фоне заурядных подъездов, безымянных кафе, афиш, уютных трамваев, мощенных камнем площадей, угловатых улиц, облупившихся глинобитных хижин с узорными решетками на окнах. По иную сторону видно  иллюзию пробуждения, сказочные облака и легкое приключение со скуластым  дядей Эрносом, который и поспособствовал отправиться в мир иной его отцу, дабы тот не мучил ни себя, ни родных. Такая благость грела душу.

Созерцая нудные процедуры над телом, Жорж скорее видел-припоминал бритую голову молодого отца на ранних поцарапанных фотографиях родом из преисподней.

Перед тем как утонуть в черной ночи, Рамазан Хуанович, корчась от боли, принял ЛСД. Он уснул и не проснулся. В комнату впрыгнул кот и теперь почесывал свою шерстку о ножки стула.

Храбрецу Жоржу всего-то известно, что отец отхлебнул из чашечки кофейку. Теперь он недоумевал: как так можно,  забыться вечным сном, перейти в иное время или что там еще придумывают взрослые, а вообще-то, сбежать от него, Жоржа.

Он равнодушно сидел на выложенном красной плиткой полу рядом с бородатым дядей Эрносом, рядом с другими своими чернолицыми родственниками, опустившими взгляды вниз. Жорж поднялся, снял с полки коробку с шахматами и поставил ее у тела отца на стол, покрытый клетчатой клеенкой. Сжал кулачки, но не из страха перед примостившейся смертью, а скорее от скуки. Пальцы хрустнули, как у взрослого мужчины, и этот хруст символизировал освобождение от отцовской зависимости, страшной судьбы страшного человека.

А там вверху, в чистом небе парили брат Эрноса и ангел с рыжими крылышками».

Я читал рассказ Сережи и с конца, и с начала. Потом бросил и подумал, что тут что-то совсем не так. И перечитал его стихи за последние два года.

Тут меня пробило. Не мне тянуть Негоду в печатную литературу, самому следует тянуться за ним к трансценденту. Об этом говорил мне когда-то и Л.Б., но я подзабыл. Я обомлел, когда прочитал его стихотворение «Вій».

Повій на чорну Україну

хоробрий вітер.

Повій на білу Україну

холодний вітер,

печаль  розпороши мою...

Ничего более пронзительного на украинском языке я не встречал со времен Шевченко. Это наследование по прямой линии, токи с Чернечей горы. Лопотание-бормотание первородного языка, самой души народа. Потом, когда я увидел почти хрустальное и совершенное по строю стихотворение Негоды «Поету», я понял Сергей над всеми (и если уж не нами, то мною!) издевается. В этой вещи я подправил два метрических огреха, на мой взгляд, не меняя слов, а, поменяв слова местами (Сергей, посмотри, не сглупил ли я?).

ПОЕТУ

А ти іди з віршами у народ...

Іди, нечулий, без кінця і краю!

Відлюдник вільний, дармоїд, нероб!

Іди зубожений на віроломний задум.



В народі виплаче вірші твоя душа.

Духа пройме і явить правду нову.

Ти не барись, берись за лемеша,

твори безсмертне, що зціляє долю.



Ти не  відходь від простоти людської.

Як звуть тебе? Тебе відрікся світ!

Твоя душа в дорозі до любові.

Твоя душа не знає саг земних.



Тобі життя не ради світла й блуду.

В тобі одному стиснуто весь світ.

Твій храм душі - це гріх усього люду,

Живої пісні від тисячоліть.



Тобі не відректи себе за блага.

Ти вже невартий власності гріхів.

Якщо ти є - то є життєва снага

виспівувати віру у вірші.



Невже тебе лікують психіатри

Від творчості, від слова, від думок?

Невже ти мусиш жити ради правди?

Поетом бути так, як є сам БОГ!



Цей промінь сонця-серця твого роду

З його блаженства вічного життя

йде від землі ліричного народу,

де всім поетам Бог один суддя!

Какая гражданственность, боль, сила, знание своей миссии, с которой явился в этот мир! Ну и как мне  жить теперь с этим?

Опять перечитал «Жоржа» и вернул на место целиком и без изъянов «негодный» Негодин текст. Я ничего не понял, но Кто-то Сверху посмотрел на меня. Просто почувствовал этот Вселенский Холод. «Рыжий ангел», неосознанно выпущенный С.Негодой? Ни одной фразы по-русски, ни одной понятной мысли, сюжетного хода. Разрушение языка? Восприятия? Не думаю, что сам Сергей до конца понимает, что ему было продиктовано.  

Поймет ли что издатель Апальков? Думаю, что нет? Читатель? да куда ему! Должны ли мы подтянуть Кротенко, себя, расхожего читателя до понимания текстов Негоды? Опять негативный ответ! Пусть останется все как есть. Пусть мучаются. В качестве подзаголовка для смягчения удара по потребителю предлагаю добавить фразу: «Подстрочник электронного переводчика PROMT». Очень похоже. Что скажете?

Да, «Жорж» смотрится особняком в обрамлении наших текстов, но пусть сие и настораживает, рождает вопросы. Может, кому что и откроется. Сергей, не изменится, он не волен что либо изменить в себе, не навредив. Став другим, он погибнет как Творческая личность. Он это знает и, уверен, себе не изменит (Вспомните его слова Кротенке!). И мои наскоки, а его движения на попятную должны быть дезавуированы.

У нас еще будут проблемы с Негодой. Но это наши, а не его проблемы. Своей самобытностью он, покуда живет группа, будет пятнать нашу публичность, вызывать недоумения у PR-щиков. Но что это по сравнению с нашим стремлением черпать из Истинного Источника? Даже если из-за сородственности и сопричастности Негоде всем нам ничего не светит в плане публикаций и сладко-восторженного галдежа вокруг Лириков Т в тусовке , мы ведь от своего не отступимся, правда? Негода, как пить дать, признан на нашем веку не будет. Но то, что мы были рядом с ним, сделает нам честь, которой я, искушенный авантюрист и провокатор, не премину воспользоваться. Всего доброго. Ваш АВС.  

Май, 2-0-0-5.

Ю. Насиковский

ua.undergraund[1] Man

(рецензия на цикл стихов)

Подкова «U»[2] в Нюрнберге не горит ярким светом, как «М» (метро) в Москве или Киеве, не «радует» глаз как на оранжевом флаге «Нашей Украины». Германская литера «U» кажется мрачной, словно  впечатана в приговор фашистской клики, свинцовой тяжестью набора, траурным теснением типографской краски, явно указывая на спуск в подземелье. Так и должно быть. «Весомо, зримо. Как в наши дни дошел водопровод, сработанный рабами Рима»[3]. Подземелье не терпит ярких цветов, в подземелье должно быть темно и страшно, а еще одиноко. Пусть свет остается в дверном проеме на входе-выходе, наметив десяток ступеней – достаточно. Дальше ощупью, продвигаясь по запахам, скользя ладонью по ослизшим стенам, нащупывая подпочву под ногами, смахивая с лица липкую паутину, проваливаясь по горло в вымоины сточных вод…. Пока не привыкнут к сумраку глаза, и не начнешь различать серые силуэты стен лабиринта. Они отблескивают мертвым, звездно-жемчужным маревом ночного неба, зависшим над головой где-то в глухой степи или горном ущелье. «Под водой можешь быть только подводной лодкой»[4]. Под землей ты ощущаешь себя в лучшем случае мокрицей, но ни в коем разе не человеком, не теплокровным созданием, а членистоногим существом с десятком глаз (не меньше) расположенных на жестком панцире твоей черепа.  

В детстве, больше всего в «Отверженных» В.Гюго, меня поразила глава (книга) о клоаке Парижа «утробе Левиафана». Так сложилось, что понятие «undergraund» ассоциируется именно с той «утробой» доставшись мне в наследство от детства. «Мы все родом из детства», - вздохнете вы. Мы все вышли из утроб матерей[5]…. Тело наше выходит из мрака, и во мрак возвращается. Мы всю жизнь плутаем по лабиринтам судьбы, и только единицам удается поймать нить, чтобы выйти на свет - познав Истину?[6]. Это поиск самого себя, своего места, будь то «на дне», или  опаленной солнцем и ветром безжизненной вершине горы. На вершине всегда мало кислорода для существ, приготовленных жить внизу. Горний мир, постигнутый через гордыню, опаляет светом и холодом - отвернувшийся от света и спустившийся в гордыни под землю, тоже задыхается от затхлости и смрада. «Бунт против устоявшихся норм и ценностей» (андеграунд) есть бунт против естественного в человеке. По сути своей андеграунд продолжает нигилизм[7]. Эльфрида Елинек, Нобелевский лауреат по литературе - 2004г. (!) написала  неизбежную для Европы последних лет книжку под названием «Дети мeртвых». В самом названии уже ощущается запах гниющей плоти, тлен и смрад. Чего еще ожидать от «певца» цивилизации отрекшейся от христианской эстетики, её нравственного начала - любви. Образованный Запад давно пережил эпоху Просвящения и с готовностью принял «смерть Бога», поверив в собственную силу и рациональность. Но, самое интересное, в том, что писательница отвергает даже и этот «рациональный мир», она вообще против всех[8]. Шестьсот страниц смрада, шестьсот ступеней в undergraund!

Встает вопрос: всегда ли андеграунд столь негативен? Иногда андеграунд необходим для того, чтобы рыть подкопы под стенами окружающими нас, когда мы загнанны в невыносимые условности бытия. Тогда этот бунт оправдан. Он  приносит спасительный глоток чистого воздуха свободы (освобождения) уже на той стороне.

Помните, под звуки волшебной флейты мальчик выводит из подвалов крыс…. В средневековой германской легенде рассказывается, как бродячий трубадур, взяв слово с горожан, что они отблагодарят его, избавил город от крыс. Но жители прогнали своего избавителя, не заплатив ему. Тогда крысолов отомстил тем, что увлек игрой флейты детей на улицах и увел их из города навсегда. Взволнованные родители бросились искать беглецов, но четыреста малышей (!) словно поглотила земля[9]. Одни  крысоловы (трубадуры) очищают подвалы, другие, обманутые, заманивают в них наших детей (наши души и мысли). Обманутые главным Лжецом. Тем, что выменял их глаза на зеркальца, уши на колокольчики, языки на стеклянные бусы.

Кто-то добровольно бродит в одиночестве по пустым лабиринтам, слыша только гул собственных шагов и эхо собственного крика отчаянья.



Я давно вже відчув, як точить безчас

мільярди втрачених  мною нещасть.

Вже мене дістає невмирущий Кащей,

зустріча мене, чахлого, серед печер.



Я непевний любити самого себе.

Я непевний творити себе, це —  все.

Всі сьогоднішні сенси даються взнаки,

Тому я признаюсь — не знаю мети.



І навіщо мені все це життя?

Я — звичайний поет у підвалі буття.



Приведенный «микс» состоит из двух стихотворений, но, читая их, понимаешь, что как бы ты не перетасовывал строчки и четверостишья  Сергея Винницкого, они обретают один и тот же смысл. Это как игра в кубик Рубика. Вращая его грани, ты только  меняешь цвета от раздробленности до монотонности, сохраняя при этом целостность формы. У художника Прокопа Колисника есть интересное полотно – человек помещен в куб, зажатый, словно похороненный в нем заживо. Но напряженные мышцы на руках выдают стремление вырваться из тенет.



А мене не відперти, я шепчу свій звук.

Відчуваю прекрасне, земне серед мук.



Последние две строчки четверостишья Сергія – это и есть весь лейтмотив его творчества, творчества винницкого undergraund Man.  



Мы привыкли к бесконечным коридорам роддомов, детсадов, школ, ВУЗов, библиотек, предприятий и офисов. И каждый раз натыкаемся на надпись «Разбить стекло», «Выдернуть шнур, выдавить стекло». Там, за этим стеклом кипит весна: раскинулись  изумрудные лужайки, благоухают цветы, поют птицы….  И у поэта,  после одинокого скитания по глухим лабиринтам, проявляется  желание «выдернуть шнур, выдавить стекло».  



Улюблена леле, — радість, надію,

незгасне серце шукає мрію.

Яскрава земля блискуче приємна,

чарує весною, коханням взаємна.



Поиск человеком смысла жизни был всегда труден, проходил через боль, разочарование и отчаянье. Этот поиск главный труд его жизни.  В стихотворении «Віл», вошедшем в цикл стихов 2006 года, мы встречаем трудягу вола, уставшего от стального плуга перепахивающего жизненную ниву.



Де ти, мій віл? Де ти гуляєш?

Як добре. Живий, живий і пихатий.

А що тобі такого стало?

Перелякався, зник мій віл-трубай.

Чи ти, юродивий, чи ти сліпий?

Ти тут завжди був без нужди.

Ти де бродив, такий щасливий?

Я побродив, джерел попив.

Чому у тебе гарячі очі?

Чому ти весь оббризканий сльозами?

Де ж був ти,  рогач старий?

Там за камінням, життям бродив.



В книге Джона Фаулза «Аристос»[10] есть замечательная глава «Кораблекрушение и плот». Автор представляет себе всё человечество на плоту, что находится в безбрежном океане. Из этой ситуации оно (человечество) делает вывод, что когда-то произошла вселенская катастрофа, до которой оно жило счастливо. На плоту семеро: пессимист, эгоист, оптимист, наблюдатель, альтруист, стоик и дитя. Из всех перечисленных персонажей Сергея Винницкого не отнесешь к кому-то конкретно. Скорее всего, он находится в переходном возрасте (по выше указанной  шкале), от дитя к пессимисту. То он дитя, которое верит, что кошмар рассеется и из воды подымится зеленый остров, а то стоик, который не верит ни во что, кроме как в собственное нежелание прыгнуть за борт и тем самым со всем покончить etc.

Вот перед нами созерцатель:

Чи не тої долі мої міфи

спричиняють в серці вищу ноту?

Чи я тихий серед України

від Петра отримав недогоду?



Мудрий гріх — в собі себе творити,

І звершатись з унікальних крил.

Годі, літописцю, світ кривити!

Божа воля — вічна з власних вір.

В стихотворении «Втомлена воля» перед нами предстает пессимист, для которого все привлекательные стороны жизни не более чем обман, продлевающий страдание.  

Мандрую з майдану під  жорна  життя.

Там грав фірмачам, радів обертасом.



Була усмішка, як божа душа.

І падала біль, зачіпала ослінчик.

Розчинене небо, країна густа.

Лихо  з-під жорен…

Но в последнем стихотворении опять пробуждается надежда дитя, желающего увидеть землю обетованную.



Звіддалеки живі жита.

А серед них баби нетлінні.

І тиха трагіка життя

Тривожить невимовні хвилі.



Грайливі пасма околясом

на арфах сивих лопотять,

зірвавши довгим викрутасом

золоту ясочку-свіять.



Чи то живі богатирі?

Чи то лише архангели?

Звели золотокрилі ясла

Над ясенами волопаса.



Яскраво виразні світи

Свіжі багаття розвели.

І неокрає за мости

Все небо очі зволокли.

Поэт то опускается в подземелье то вновь выходит к «живим житам» у «яскраво виразні світи». И в этом не легком пути творческого поиска, я искренне желаю Сереже Винницкому удачи и вдохновения. «Дорогу осилит идущий»…

                                                                                                                                    25.05.06г.


г. Москва


Додаток до статті:
--------------------------------------------------------------------------------

[1] а́ндерграунд, андеграунд (англ. undergraund — подполье, «подземка»), термин, объединяющий разнородные течения в кино, музыке, изобразительном искусстве, литературе 2-й половины XX в., для которых характерны бунт против устоявшихся норм и ценностей, в ряде стран — противостояние тоталитаризму, официально признанному искусству

[2] Untergrundbahn f c (сокр. U-Bahn f) - метро

[3] В.Маяковский

[4] И.Бродский

[5] «Я родился из матери, из ее склизкой оболочки, из ее нутра, набитого кишками, желудком, почками, калом, мочой, еще чем-то биологически необходимым» «Два и пять» рассказ. Авт.

[6] Ты же, столь жадный к познанью,

  Сведать готовься лишь то, что смертная мысль прозревает.

Эмпедокл «О природе» фр. 2

[7] нигили́зм (от лат. nihil — ничто), отрицание общепринятых ценностей; идеалов, моральных норм, культуры, форм общественной жизни.

[8]«С упорством клинического циклоида писательница раз за разом разоблачает безобразную немощную старость, легкомысленную и эгоистичную юность, бессмысленную зрелость, человеческую физиологию, одежду, еду, автомобили, чувства, отношения, австрийские дороги, профсоюзы, пищеварение etc. Все, что попадает в поле зрения Эльфриды Елинек, вызывает у нее судороги отвращения: мир ужасен и безнадежен. Собственно, все шестьсот страниц  романа посвящены исключительно этому» . Анастасия Емельянова «Пусть мертвые пишут для мертвых» «НГ» ExLibris, 25/05/06г.

[9] В костеле ? до сих пор сохранился страшный витраж, рассказывающий об этом происшествии

[10] Слово аристос (форма единственного числа; ударение падает на первый слог) взято из древнегреческого. Приблизительно означает «лучшее в данных обстоятельствах»  Прим. Д. Фаулза
[CENTER]