Смех есть скрытый Плач. Вернее, существуют два вида смеха: Смех и смех, именно так, с большой и маленькой буквы. Обыкновенный Смех никогда не приведет к слезам, потому что ему не о чем скорбеть: он полон, весел и сочен, как спелое яблоко. Именно благодаря своей полноте он царственно самодоволен, поэтому и начинается на большую букву, раздуваясь от собственной пышнотелости. Можно сказать, что он «духовно здоров». Так Смеются в кинотеатрах, за столом и в постели. Так Смеются крепкие дети на крепком морозе при виде деда Мороза.
Присмотритесь к празднованию Нового года на детском утреннике. В шумной, пестрой, Смеющейся толпе вы обязательно найдете ребенка, который стоит как бы вблизи всех – не слишком далеко, чтоб отчуждение его не было замеченным и не стало предметом общих насмешек, но и не слишком близко, чтобы обжечься об этот шум и об эту пестроту. Ребенок, как правило, улыбается – улыбкой, вот-вот готовой заплакать.
А теперь посмотрите на этого ребенка дома, в кругу родных и близких ему людей, которых он не боится. Жалея его, они привели к нему своего Деда Мороза. Ребенок – смеется. И в этом смехе – гораздо больше истинной радости бытия, света и кристальной чистоты, нежели в том, первичном, Смехе довольных жизнью и веселых людей. Так смеются в храмах, за книгой или в любви. Смеются почти беззвучно, без смешка, без улыбки, познав до известного конца полноту страдания. Беззвучие смеха делает его смиренным и маленьким, а посему – наивысшим. Плачут после такого смеха тоже беззвучно, одной душой выпрастывая и выплескивая грудные залежи.
Наверное, эти два вида смеха – Смех и смех – и есть то, о чем говорят: «небесное» и «земное», «праведное» и «греховное», «духовное» и «телесное», «прекрасное» и «безобразное»,  «божественное» и «человеческое», «христианское» и «языческое»...
Склонность смеяться так, а не иначе, в дальнейшем определяет судьбу. Дети, вылинявшие во взрослых, будут продолжать свой утренник. Те, в душе которых преобладает Смех, станут Хозяевами этой жизни, те, у которых преобладает смех, – ее Аскетами. Так рождаются политики и священники. Причем, в обоих случаях речь идет о призвании, а не о положении, ибо натура – дело рук Господа, а статус – рукотворная фикция. Как много врожденных политиков по ошибке оказываются священниками, коим не сидится в сане, но как мало истинных священников – среди политиков! Я не думаю, что, когда Иисус говорил о Любви, Он, ее уникальное и абсолютное воплощение, видел перед собой Инквизицию, Крестовые походы и рекламные слоганы.
Однако есть еще одна категория не вполне понятных людей, к которым принадлежат философы, художники и женщины. Они смеются обоими видами смеха одновременно. Объединяет их рождающееся из такого двойного смеха Творчество. Оно – источник их силы и причина их слабости, мотив для оригинальности и стимул к плагиату, грань между виной и невиновностью. В чистилище этой двойственности они попадают не потому, что так хотят, желают этого, а потому что они так сотворены. Если бы их природа была иной, эти люди бы не творили: философы – истины, художники – красоты, женщины – жизни. Настоящее Творчество рождается в узком промежутке между светом и тьмой, улыбкой и слезами, и, в зависимости от того, куда оно будет двигаться – к свету или к тьме, Творчество это либо выживает, либо умирает. Если к тьме – Смеху, телу, хозяйствованию – умирает. Если к свету – смеху, душе,     священнодействию – обретает жизнь вечную. В общем, чтобы стать творцом, Смеющийся должен заплакать, а потом – стать смеющимся...
Ясное дело, что de facto чистых видов не существует. Каждый человек несет в себе смешинки этих трех типов: Смешного, смешного и двойственного. В политике живет праведник, в художнике  – богослов, в богослове – философ, в мужчине – женщина и так далее. Более всего переживают те, в ком эти грани представлены на равных. Разноцветный кристалл, безусловно, радует глаз, но все же меркнет перед алмазом. Более всего мучаются те, кто, по природе своей принадлежа, к людям смеха, выталкиваются жизнью – то ли по слабости своей, то ли по несовершенству самой жизни – в людей Смеха. Есть разница между переживанием и мукой: переживание – это настроение, мука – состояние.  Переживание – поверхностно, мимолетно и возбудительно.  Мука – глубинна, длительна и утешительна. Переживание –  раздражение, мука – страсть, в первоначальном смысле страдания. Они танцуют в обнимку, почти разнополо, как либидо – с любовью, чтобы, наконец, закончиться. Переживание – прерывается – ничем, мука – завершается – просветлением.
Я Смеюсь, чтобы скрыть что – смеюсь. Я плачу, потому что – смеюсь. И я смею надеяться, что смеюсь я все же больше, чем Смеюсь, иначе: почему плачу?  
Блаженны Смеющиеся, ибо они станут смеющимися.
Блаженны смеющиеся, ибо они заплачут.
«Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
                                                                                                       6 мая 2008 г.