Счастье и боль с географией связаны слабо: В обетованных песках Беершевской пустыни Плачет еврей, как медведь искалечивший лапу, Кровью своей запятнавший колючую льдину... Плачет еврей: неподъемны скрижали талмуда, Сух опреснок, и кровит изнуренное сердце, Да и повсюду ты чудо, которое «Юде», Жалкий чудак, по которому плачет Освенцим... Даже крещенный, иуда ты, жид и пархатый; Бритый, похабно пройдутся по выбритым пейсам; Весь от любви изойдешь, но носатого брата Может полюбят, но будут жалеть за еврейство. Даже на землях, которые обетаванны Каждая мелочь тебе, как заморское чудо Ты в этом мире чужой, как пейзаж Левитана И возвращенье твое, как начало галута... Смотришь на быт и обычай сынов Моисея, Как на индейцев смотрел Америго Веспучи. Вот и помянешь за стопкою водки Рассею, Там, как ни туго, а все таки чем то да лучше... Розовой кажется старая школьная парта, Там обзывали жидом, но хотя бы по русски... Вот и заплачешь, как плакал художник с Монмарта, Тоже еврей: итальянский, а может французский. Виснет в шкафу черно белым полотнищем талес. Плачет еврей от того, что он миром не признан, Плачет о счастье, которое не состоялось, И об отчизне, которая вряд ли отчизна... |