Бегут стадами облака, спешат с вершины, и что им шумная река, дома, машины! Торговки вовсе не глядят на эти руны. Проснувшийся с похмелья бард терзает струны. И пахнет хлебом во дворе, и пряным паром, и пес тоскует у дверей пустого бара. Идем, шагаем не спеша по лужам мутным, а Ялта тем и хороша, что бесприютна. В саду сиреневом, где стон мосточков зыбких, и дождик так похож на сон японской рыбки, застряла туча на макушке мокрой фиги, и слезы льет над позабытой кем-то книгой. Эол царит над маяком стального порта, срывает пену с языков шального Понта, и выдувает, как из флейты, вдохновенно трель из бутылки откупоренной портвейна. И вмиг, хмелея от фрулят такого соло, в лицо швыряет весь заряд кипучей соли, и мчится выше, в муравейники дворов, срывая шляпы с чьих-то ветреных голов… А мы бредем пьяны, забыли про усталость, глядим в бутылку – сколько там еще осталось? Вот так бы точно, высоте вверяя поступь, пройти по жизни без затей, легко и просто. Дорогой старой мимо слов, торговок, рыбок, по тротуару среди снов, садов, улыбок, и с непокрытой головой, сквозь бриз и морось, вечерней улочкой кривой спуститься к морю…
|