В баре закрытом Сивилла
много осталось работы:
в мойке заставленной груды
чашек надбитых, без ручек
и одноразовых ложек,
столики в трещинах мелких,
словно гусиные лапки,
сдвинуты несимметрично
и беспорядочно – стулья,

тряпкою красной и желтой
древко обмотано швабры.
На лиловатом газоне
некто лежит безымянный
тряпкою красной и желтой
(впрочем, уборщик не должен
мусор сгребать с территории
дальше двух метров от бара).

В баре закрытом Сивилла
тикают, белым браслетом
выдав себя на мгновенье,
часики, что соскочили
ночью с запястья хозяйки.
Круглые плечи и пальцы
в трещинах (крем с силиконом
их защитил бы едва ли),
светлая блузка с нашивкой.
Впрочем, ей вряд ли известно,
что оно значит, названье.

Вымыв пятнистые рюмки
и за стеклянные ножки
тут же повесив сушиться
их над сверкающей стойкой,
чепчик поправит и скажет:
«Верь мне, мужчины как дети,
шепчут одно все: свобода,
щелкнут замком – и уходят,
но на два шага от дома».

Скажет – и вновь начинает
мыть торопливо и часто
тонкие ровные ножки
только что вымытых рюмок,
звонких, дешевеньких рюмок
в баре прикрытом Сивилла.