Фасции рвутся – проверь на свинине,
как растирается ткань холодца.
Тем и досадней, что в утренней сини
так и не гаснет моя полоса.

Мечет, зовёт – всё напрасно, как чайка
Грэя с затопленного корабля.
Клеится к снам бородатая байка,
пенистым небом над сушей шаля.

Сломано что-то, что даже хирурги
робко-стыдливо молчат о плохом.
Вспухшая область с ладошку игрунки
взбалтывает турбулентный флакон.

Так приглашают на вальс ампутанта,
видя лишь голову, плечи да плед.
Нынче фламинго танцуют с ним танго
в птичьем раю при чарльстоне комет.

Прыщик, оставшийся от биопсии,
я попрошу погрузить в формалин.
Будет студент изучать, как бесило
парня бабьё на просторах целин.

Там раньше пенсии слепнет художник,
тут каменеет рука скрипача...
Печь подогрела вчерашний хот-дожик –
тот только хрюкает, кровоточа.

Базовый слой семерной пирамиды
стелется дальше загробных полей.
Благодари! – а мозги ж не промыты
брагой библейской, похожей на клей.

И уважения, и технологий
ищет средь плошек мизинец стопы.
Может, поймёт интеллект теснолобый,
как его боги с чертями глупы.