Пупсик-негритосик, синее ведёрко,
пара самосвалов, мячик да совок.
Детская площадка – милая поддёвка.
Шквал воспоминаний… Только что с того?

За условной бровкой – тачки покрупнее,
и глядишь – малявка с трёхэтажный дом
прибежит за ними, взором кровенея –
шагом марш искать «Альмеру» за щитом!

Сломанной скамейке пропою сонату,
котика пустышкой с маком покормлю –
режиссёр махнёт рукой и скажет: «Снято!»,
несмотря на волны крови по рулю.

Дабы не сломать качели и беседку
пышной пятой точкой, просто похожу
против строгой стрелки – да увидят все, кто
колкости да козни прятал под кожух.

Холодно, собака, на котов пригретых
со скамьи глазеть весь офисный ланч-брейк.
Запросто б свернул в шестнадцать к сигаретам –
соскользнул к пластинкам в девять, как на грех.

Их бы повтыкать в песок вот этих спаек
деревянных балок, как дренажный шлак!
Там, глядишь, потоп, от бухты отступая,
даст понять, что вновь надежд пора пришла.

Не приходит драться пупсик-монголоид
за зелёный «Форд» со сдутым колесом.
Этот островок – застывшее былое,
в чьи собачьи будки опоздал масон.

Теребит сквозняк размокший в луже мячик,
сахаром врастая в снежные блины,
а меня всё ждёт, всё ждёт курорт штормящий,
где мечты на скалах запечатлены.