Стучится в двери джокер-високосный,

год Шустрой Крысы, Горного Козла.

Не верю я в примет дурацких косность

и россказням о хрупкости стекла.



Был Дом... не-старичка и не-старушки

родимых... но ушли они... навек...

А елочные давние игрушки

целы, на них царапин даже нет.



Я помню: в хрупком детстве наряжала

сосну. Вот птичка. В шапочке медведь.

Мне нравился чудесный синий шарик,

не синий даже... Запредельный цвет.



Как ночь – но глубже самой темной ночи.

Как сон – но что-то смутное над сном.

Стеклянный кем-то купленный комочек

казался воплощенным волшебством.



Висел на нитке, прятался под дождик

мой безымянный синий. Много лет

прошло. И рассказал один художник,

что кобальтовым назван этот цвет.



Да пусть он хоть вольфрамовым зовется!

В далеком детстве загадала я:

покуда синий шар не разобьется -

не оборвется нитью жизнь моя.



Ушли мои хранители... Недолгий

век тех, кто нам так неподдельно рад.

В другой квартире вешаю на елку

чудной фамильный антиквариат.



О, у меня коллекция большая!

В ней много раритетов расписных.

Но этот сине-кобальтовый шарик

я берегу сильнее остальных.



Не из-за детских выдумок. Но знаешь:

должна же я хоть что-то сохранить.

Блестит на елке синий, синий шарик.

Он не разбился... Вот мой джокер: ж и т ь.