Прокусила плечо шоколадная мамба –
и теперь не дождётся прибрежная дамба
запланированных при древлянах геройств,
навостривших полозья на Днепропетровск.
Я прощаюсь со знаками «Дети» и «Звери»,
и правам лучше сгинуть в пылающей сере:
сувенир – он в любом Катманду сувенир,
будь то чашка, свисток или эта фитюлька.
Запиши, что исчез артефакт в Акапулько –
кто там станет расследовать, чуб рассинив?

Никакая червлёная клизма в плюмаже
не сказала: пошли, скорость века покажешь;
даром корочку, что ли, поставил в сервант?
Обкатаем, мол, белую «Бентли» сперва!
Ждал я долго – и вот несусветные вскрики
перебили восторг неоправданно дикий:
бегемотом-калекой из ванны встаю,
опираясь крошащимся локтем на кафель…
Там, как часики, складные действия мафий
обусловили костную ломкость мою.

Может быть, надо было враспил и нахрапом
развести на наследство спесивого папу
да с моральным ущербом затеять в суде
эпопею отлучек по жидкой нужде.
Но его и во сне не кусала гадюка:
там спартанская харя нормандского дюка
затыкала и рот мне, и ноздри, и шлюз
между метафизическим и прямолобым –
словно страшную ночь комиссара Коломбо
подвязали ещё и под хогвартсский вуз.

…Я прощаюсь со знаками. Больше они мне
не учебник и впредь не лечебник ванильный.
Что читалось по рунам – сейчас не прочту,
обронив комсомольский напев в слепоту.
Вместо гибкой и шумной дорожной картины
будет запах больницы и вкус габантина;
где змея не достала, там рачий захват
мышцы праздные в хлам кистенём раскистенит.
Я как не был участником экосистемы,
так и в пасмурном зрелище не виноват.