Как подаётся обрывок моей мыслеформы,
с какой интонацией – чтоб понимала страна –
важно здесь даже место, где голос оборван.
Как в интермедии – помнишь? – «Мана-мана».

Рано иль поздно останутся только тексты.
Их, как известно, больше, чем муравьёв.
Видео сделать на каждый бы, вдавшись в детство,
да не под музыку – под самолётный рёв
в перистых облаках над хомячьей мятой –
пусть в текстах перец и полпромилле мата…
Когда уже Пугачёва становится в гневе смешна,
новыми каминг-аутами должна отмечаться страна.
А стимула что-то делать – с кошачий чих:
мотор мой в ближайшие годы не зафырчит,
и весь свой хвалёный многостаночный арт-хаус
приходится генерировать отвлекаясь.

Страна до сих пор, как со ступой резной, со Стусом
носится – не наносится. Проклинает Медведчука.
Только две жалких истины всё не сойдутся,
ножницами и шилом выглядывая из мешка:
меня от стихов залечивала врачиха.
Заслуженная – что аж кал смешался с белком.
Никто её не клянёт – скорей под эспрессо горчинку
весом её портрета просаживает балкон.
Что примечательно, копии – это Стус и она,
а Славик такой неправильный, что всюду оригинал!
Такие закономерности: полюса наперекосяк,
словно две ушлых армии перепутали тексты присяг.

…После Армагеддона я уже не смогу
стиль свой держать, несуразности отгораживая.
Знаете, что храню я? Зелёную курагу.
Одну. В барокамере. Ведь остальная – оранжевая…