Патефон вытягивает двадцать
оборотов – пусть хотя бы так.
Уж ему-то долго оставаться
другом всех моих психоатак.

С самых зорек юности бутонной
он сопровождал мою борьбу
против большевистского бетона
на пути к финальному столбу.

Счастья было с три Эдемских сада:
выпроводив бабку по крахмал,
разложить краплёные эстрадой
кругляши, что не точил комар!

Яблоки – от розовато-белых
до изображавших звёздный вихрь –
лишь неограниченных хотелок
стартовый будили храповик.

Саркастично, словно на лентяя,
на вертушку дряхлую гляжу,
а она – как с липкими когтями
сморщенный глазастик кинкажу.

Самосвалу – или даже фуре –
доблестно сменить бы этот срам,
но крадёт тональность у «Мзиури»
музыкант, молившийся ветрам.

Жизнь на патефоне чёрт заклинил –
и пошли цикличные щелчки,
хоть мешай чаинки в формалине
до симптомов вальгуса руки.

Я уйду, винил взлетит на воздух,
выгорят прожекты – и тогда
в тех шероховатостях бороздок
разберётся горний тамада.