Был ли мальчик в четверг до грозы
в том вечернем трамвае – хызы.
Но едва загремит над Евбазом –
желчегонная флейта вопит.
По симптомам – не рак и не СПИД,
а ревёшь, будто мамой наказан.

В луже солнечной – бухта медуз.
Я на чудо цветное ведусь –
вон… ну, вон же братан первозданный!
Весь в меня и в волнистую соль…
Майку скинул, вошёл ритмом в кроль
и поплыл в неизвестные страны.

Как юлу ни верти – я один
в межквадратьях дельфиньих путин.
Едоки мамалыги и супа –
абсолютно другой коленкор.
Я – о парне с кудыкиных гор,
в мутной лужице рдеющих скупо.

Снег коричневый, ботоксный ил
на остатке рунических сил
набираю пипеткой в бутылку:
жидкость греется в пику снобью;
пусть оно себе думает – пью
от депрессии эту плющилку.

Эх, мечта – батареечный дрон!..
На её парусиновый трон
посторонних статистов сажают,
а партнёр по игре в гидробол
в тупиковую лужу забрёл
на смех курам, козлам и стожарам.

Возвращаюсь в панельную клеть
арестантской болтанкой болеть –
потолок соловеет от пятен.
Был ли чудик в бобовом стручке?
Если был, то – с Матфеем в сачке
и периметром Гизы в обхвате.